Но в Морти не было и следа той жеманности, того кокетства, того стремления к тонкому манипулированию и театральному притворству, которые с первого класса школы заставляли меня считать девчонок лживыми, ограниченными созданиями.
Возможно, это потому, что Морти принцесса. И красавица. И, судя по её мазям, умница. А если вспомнить кинжал, всегда попадающий в десятку — и в боевых искусствах знает толк. У неё нет нужды в грязных методах, она и так во всём первая.
А ещё она добра. Даже к странной девчонке из другого мира.
…ей сейчас было бы девятнадцать, как и тебе…
Я нахмурилась. Может ли быть, что Морти ассоциирует меня с сестрой? Неожиданно, но… в её отношении ко мне определённо сквозит что-то покровительственное.
Как и у Лода.
А ещё принцесса абсолютно спокойно относится к тому, что колдун восхищается мной. Потому что она любит — и знает, что любима.
Криста права. У меня нет никаких шансов. Наверное, этот факт должен был вызывать у меня муки ревности, злость, отчаяние и зубовный скрежет — но как можно ревновать кого-то, кто не может и не должен принадлежать тебе? Как можно ревновать к такой, как Морти? Это всё равно что завидовать лауреату Филдсовской премии, [20] когда ты только и смог, что с грехом пополам окончить школу…
Я повернулась на бок и закрыла глаза.
…и поэтому мне надо вернуться домой.
Нет, я не хочу забывать Лода. Я не хочу забывать того, что он дал мне: ощущение, что я не одна в этом мире, что кто-то может быть с тобой на равных. Но его присутствие порождает во мне и другие ощущения, с которыми я хочу распрощаться раз и навсегда. Потому что он — герой не моего романа.
А герой моего ждёт меня в Москве. И, быть может, я даже осмелюсь наконец признаться ему в том, в чём следовало признаться давным-давно.
Ведь сказать какие-то жалкие три слова после того, как ты выцарапала свою свободу у местного аналога Тёмного Властелина, организовала похищение эльфийского принца и готовишься предотвратить местную Вторую мировую, — раз плюнуть…
Я поднялась в лабораторию Лода, когда город дроу уже засыпал.
Как я поняла, принцесса Литиллия не слишком любила традиционные цвета королевской семьи. Сейчас я, наверное, впервые в жизни была облачена соответственно фамилии. Чулки, бархатные бриджи, заправленная в них шёлковая рубашка — всё было окраса первого снега, и лишь замшевые сапоги вносили разнообразие своим ореховым оттенком. Всегда считала белый цвет непрактичным и щегольским, но что дали, то дали.
М-да… не слишком-то лестно, когда в девятнадцать на тебе идеально сидит то, что шили для четырнадцатилетней девочки.
Колдун сидел за столом и что-то увлечённо писал на свитке пергамента, но мигом вскинул голову, когда я кашлянула, привлекая его внимание.
— Вы не слишком заняты? — спросила я.
Лод вежливо изогнул бровь.
— Хорошо, ты не слишком занят? — устало исправилась я. — Просто… я хотела спросить, когда мы начнём искать способ… вернуть меня домой.
Я лукавила. Я знала, что Лод не нарушит клятвы, и торопить его не собиралась — как говорится, скоро только производная вычисляется, — но в отсутствие ноутбука начинала немного скучать.
Конечно, в шкафу колдуна осталось ещё много нечитанных книг, однако изучать магические трактаты, полные заклятий на непонятном языке, не имея ни малейшего понятия об основных принципах колдовства…
Лод откинулся на спинку кресла:
— Способ мне уже известен.
И тут я оторопела.
— Известен?
— Почти. Садись. — Колдун кивнул на трёхногий табурет, притаившийся у камина, под его взглядом сам собой переместившийся к столу. — Расскажешь немного о себе.
— Зачем?
— Затем, что это непосредственно связано с твоим возвращением домой. — Лод вместе со своим креслом отодвинулся подальше от стола. — Садись.
Раздражённо дёрнув плечом, я подчинилась.
Ненавижу откровенничать. Тем более с тем, с кем откровенничать совсем не хочется.
Потому что откровения никак не способствуют поддерживанию отсутствующих отношений.
— Ты так и не узнал, почему мне не перепал магический дар? — спросила я, оттягивая разговор. — И другие… изменения? Те, которые происходили с другими попаданцами?
— Я изучаю этот вопрос. И у меня есть кое-какие догадки, но пока рано что-либо утверждать. А сейчас мы говорим о другом. — Колдун пробежался пальцами по подлокотнику кресла, словно по клавишам фортепиано. — Прежде всего… молодой человек в зеркале. Кто он тебе?
Говорить с ним о Сашке мне хотелось меньше всего на свете.
Да только перевести тему, похоже, не получится.
— Ты же просматривал мою память. Так что должен знать.
— Чужая память — не книга, которую запросто можно открыть на любой странице. Я не просматривал всю твою жизнь, лишь последние события. А они не слишком много мне прояснили.
— Я его люблю, — поколебавшись, тихо сказала я.
— То, что любишь, ясно, — сказал Лод без тени улыбки, — иначе не смогла бы его увидеть. Он твой возлюбленный? Друг? Или брат? Мне нужна правда.
— Первое…
— Первое. Значит, может и получиться, — в голосе Лода слышалось странное облегчение. — Родители есть? Друзья?
— Нет, — голос мой звучал сухо. — Ни тех, ни других.
— И ты, наверное, была не слишком довольна своей жизнью?
— Нет. Не слишком.
— Как я и думал. — Лод вздохнул. — Видишь ли, у меня ещё во время общения с твоей предшественницей возникла занятная теория… что в другой мир могут попасть только те, кого ничто не держит в своём. — Колдун поставил руки на подлокотники кресла, сплёл ладони в замок, выпрямив указательный палец, его кончиком коснулся губ. — Прорехи между двумя мирами открываются регулярно. Через какой-то промежуток времени, в разных местах, но регулярно. Однако тех, кто попадает в Риджию, единицы. Почему?
— Потому что те, кого всё устраивает в своём мире, — медленно проговорила я, — просто пройдут сквозь прореху… дальше?
— И не заметят её, совершенно верно. — Лод водил пальцем по верхней губе, и я поймала себя на том, что в который раз заворожённо слежу за этим его движением. — Конечно, это только теория… но и ты, и Льена, и Криста её подтверждают.
— Льена? — это он, должно быть, так «Лену» исковеркал…
— Так её звали. Твою предшественницу. — Лод не сводил внимательного взгляда с моего лица. — В том мире у неё оставались только родители, но горячей любви она к ним не питала. У Кристы, насколько я понял из её рассказов тебе, в том мире тоже не было ничего, за что стоило бы цепляться.