Пусть ты не захватываешь, а освобождаешь — враги меняются ролями. Ты отбиваешься и переходишь в наступление, ты преследуешь врага и победным маршем ступаешь по его землям… и уподобляешься ему. Потому что невозможно сохранить себя, свою человечность — пусть в случае эльфов это звучит глупо — до последнего боя. Ведь ты помнишь всё, что творил враг, помнишь сожжённые города, убитых детей и женщин, товарищей, навеки оставшихся на поле битвы. И в сердцах, заледеневших от зла, созерцаемого каждый день, пробуждается первобытный принцип «око за око», и вот уже другая сторона рушит прекрасные города и реками льёт кровь невинных…
Когда в сад, сжимая в ладони опущенный клинок, ступил Эсфор, я растерянно опустила руки.
Он не походил ни на того мальчика, что когда-то фехтовал здесь деревянным мечом, ни на того юношу, что любовался звёздами со своей возлюбленной. Эсфор, которого знала я, был другим… но этот больше напоминал труп, по какому-то недоразумению ещё державшийся на ногах.
Он сделал несколько шагов, явно собираясь пройти через сад. Потом скользнул по лежащим телам беглым взглядом.
И когда понял, кто именно лежит на траве, отреагировал совсем не так, как Ильхт.
— Мири!
Меч выпал из его руки, когда Эсфор рванул вперёд и рухнул на колени:
— Нет, Мири, Мири, очнись! Очнись, ты же…
Дрожащие пальцы коснулись её лица. Потом метнулись ниже — к древкам болтов в неподвижной груди. Так и не решившись дотронуться, снова вернулись выше — к шее, туда, где должен был биться пульс.
Он не верил.
Пусть даже не мог не понимать: уже ничего не изменить.
— Нет, ты должна была бежать с остальными, не дожидаться штурма, почему ты… — он обнял мёртвую принцессу за плечи, прижал к груди, легонько покачивая, точно баюкая в объятиях, — почему, почему, поче…
Он поднял голову к звёздному небу над Хьяртой. Такому же звёздному и ясному, как много лет назад, когда Мириана тайком наблюдала, как маленький эльфийский принц дерётся с её братом.
Закричал. Без слов, но в этом крике я услышала его душу. Обнажённую, ободранную и искалеченную, обратившуюся одной огромной открытой раной.
И зарыдал. Горько, страшно, давясь всхлипами. До кашля, до хрипоты.
— …жана, вставай!
Голос не принадлежал Акке… и заставил меня открыть глаза. Не в саду, триста лет назад, а в лаборатории Лода.
Здесь и сейчас.
Колдун сидел рядом с моей постелью. Полностью одетый, не заспанный — видимо, давно уже встал. Одна рука лежала на моём плече. Наверное, пытался меня растолкать, только я не помнила этих попыток.
Я лихорадочно нашаривала очки; а перед глазами всё ещё стоял сад под холодными звёздами.
— Я не мог тебя разбудить, — сказал Лод.
Взгляд его был пристальным.
— В итоге вот… разбудил. — Я привстала на локте. — А зачем?..
— Ты плакала во сне.
Я недоумённо коснулась щеки.
Точно, мокрая. Странно, я не помнила своих слёз. Или не заметила.
Ладно, во сне не считается.
— Что тебе снилось?
— Кошмар один. — Я опустила глаза, уставившись на ножку стола. — Пустяки.
Наверное, я всё же расскажу ему.
Просто не сейчас.
— Пустяки так пустяки. Всё равно пора вставать. — Лод мирно протянул мне руку. — У меня к тебе деловое предложение.
Неужели Акке говорил правду? И Лод действительно ещё нуждается в моей помощи? Ну да… пусть я обычная девчонка, которой всего-то и дали, что немножко мозгов — мне тоже нравится быть нужной. Особенно если тот, кто дарит тебе это ощущение, не одержим расистскими идеями.
И кажется, я поняла. Поняла, зачем Акке показал мне этот кошмар, который когда-то происходил наяву. Грозя повториться снова.
Нет. Не допущу. Теперь — не по той же причине, по какой помогла дроу изначально. Не потому, что от этого зависит моя судьба, и не потому, что могу самоутвердиться, прекратив трёхсотлетний идиотизм… чтобы после сбежать домой с войны, которая никогда не была моей.
Не для себя.
А потому, что такого нельзя допускать.
И если я могу помочь, ещё хоть чем-то помочь — я обязана это сделать.
— Уже страшно. — Я вложила пальцы в его ладонь, и Лод помог мне встать. — Что за предложение?
— На самом деле не такое и страшное. Хоть и рискованное. Но об этом после завтрака.
Тоже мне, интриган.
Ладно, завтрак так завтрак.
Я побрела в ванную, стараясь выкинуть жуткий сон из головы. Нет, не забыть — просто сделать так, чтобы перед глазами больше не стояли кошмары военных дней. Потому что это — прошлое, которое стоило помнить, но которое не должно мешать настоящему.
А в настоящем меня ждало таинственное предложение, новые уроки… и сразу две принцессы, вместе со мной вращавшиеся по своим маленьким орбитам вокруг наследника Ильхта. Мужчины, который объединил нас общими, пусть и очень разными интересами.
И здесь, как во многом другом, определённо читалась злая шутка судьбы.
Ведь в отличие от большинства девчонок я никогда не хотела иметь ничего общего с принцессами.
На этот раз, к большому моему удивлению, завтракали мы с Лодом вместе.
По возвращении в лабораторию я увидела на столе две тарелки. Колдун сидел в кресле напротив одной из них, явно ожидая, когда я присоединюсь к трапезе; и когда я оправдала его ожидания, пожелал мне приятного аппетита.
— Ты же обычно ешь не здесь, — заметила я, охотно поглощая очередной омлет. Это блюдо почему-то попадалось в моём меню чаще других.
— Нет, здесь. Просто обычно я просыпаюсь намного раньше тебя.
А сегодня, видимо, то ли он разоспался, то ли меня разбудили не в обычное время — то ли всё вместе.
— Где Бульдог?
— В моей спальне. Прошмыгнул как-то в щель, а мне жаль было выгонять…
Ел колдун неторопливо и аккуратно, не набивая рот, тщательно пережёвывая. И бесшумно.
Нет, меня не раздражало ни аппетитное причмокивание, которым отличался Сашка, ни надутые щёки хомячка, которыми обычно щеголяла я: всегда ела быстро, торопясь перейти к более интересным занятиям. А вот моя бабушка во время наших с Сашкой трапез предпочитала убегать в другую комнату — считала наши застольные повадки крайне неэстетичными. Меня это сначала задевало. Можно подумать, мы хватаем еду грязными руками и капаем на себя жиром, как в Средние века… потом перестала обращать внимание. Особенно когда мама заявила, что это проявления здорового аппетита, которые лично её только умиляют.