– Уйди, Динара, без тебя тошно, – проворчал мнемотехник, скривив лицо и демонстративно отворачиваясь от утешительницы. – Хватит испытывать на мне свои стервозные штучки – я их за год нашей стократ проклятой любви столько натерпелся, что до сих пор всего трясет! А насчет «сдохнуть» – это не тебе решать. Где, когда и как я копыта отброшу – мое личное дело. Так что дай Мангусту доделать работу, тем более что у него есть на это полное право.
– Само собой, не мне распоряжаться твоей жизнью, – не стала перечить Арабеска, – однако немного продлить тебе ее я все-таки попробую, ты не против?.. – Ответа не последовало, и питерка, видимо сочтя молчание рыцаря знаком согласия, продолжила: – Я поначалу неверно выразилась, извини – это все из-за контузии, какую я только что перенесла… Разумеется, я прекрасно знаю о твоей клятве Командору. И о том, что ты ни за что на свете не отступишь от нее. И я вовсе не прошу тебя идти на клятвопреступление, как не требовала подобного раньше и не буду делать этого впредь. Мне хотелось, чтобы ты пообещал лишь отсрочить исполнение твоего обета. До тех пор, пока все мы отсюда не выберемся. Потому что вчетвером у нас на это гораздо больше шансов, чем втроем. А потом поступай как знаешь. Хочешь, убивай Мангуста, хочешь, отпускай на все четыре стороны, а хочешь, позволь ему закончить то, что он сейчас не доделает. В любом случае, после выхода отсюда у тебя будет больше возможностей сдержать твою клятву, чем теперь, когда у тебя нет на это вообще ни малейшего шанса. Задумайся над моими словами, Ипатик. Хорошенько задумайся, потому что, как верно сказал Гена, повторного обсуждения данного вопроса у нас уже не будет.
Ипат опять не удостоил Динару ответом, но по его отрешенному, направленному в пол взору было видно, что он озадачен.
– Ну а ты утешься тем, что в походе через Преисподнюю нас будет сопровождать один из лучших бойцов Ордена, – обратилась ко мне питерка, не успел я и рта раскрыть, чтобы напомнить о своем праве на превентивную самозащиту в случае очередного Ипатова вероломства. – В конце концов, ты ведь пришел сюда не счеты с врагами сводить, а прежде всего искать Мерлина, верно? Вот и сосредоточься на нашей приоритетной задаче. И для ее решения нам не помешает любая помощь, даже от Священного Узла. Особенно после того, как мы угодили в эту дерьмовую, гиблую дыру.
Я недовольно поморщился, но в итоге капитулирующе поднял ладони: дескать, ладно – при таком раскладе я, так уж и быть, подчинюсь мнению большинства. После чего указал на погруженного в раздумья мнемотехника и развел руками: мол, если он не поступится принципами и продолжит упорствовать, я не виноват. И что бы ни думали в таком случае Динара и Жорик, «неправое меньшинство», сиречь я, оставляет за собой право наплевать на их мнение и сократить поголовье Ордена еще на одного упрямого барана…
– Я действительно сильно изменился за те полгода, что мы с тобой не виделись, Динара, – заговорил наконец Ипат, устав отмалчиваться под испытующими взорами трех пар нацеленных на него глаз. – Эта моя клятва Командору… Все дело в ней. Нет, я вовсе не жалею, что дал ее. Когда я отпустил пойманного нами Механика в обмен на то, что он спас моего брата Филиппа, поступить иначе было нельзя. Хантер бесился и требовал оправданий. Я ведь тебе рассказывал: для него священны одни лишь братские узы – те, что соединяют рыцарей Священного Узла, – а прочие, даже кровные, уже никакой святости не представляют. Вот я и пообещал, что вместо Механика раздобуду Командору равноценную замену: Алмазного Мангуста и Энергетическую Чашу Дьякона. Поклялся и в итоге облажался по всем статьям. Пленные сектанты, каких я последние два месяца ловлю и пытаю, чтобы добраться до Чаши, в один голос твердят: она загадочным образом пропала из тайника, в котором хранилась. И более того – ее уже вывезли за Барьер, где она утратила все свои целительные свойства, о чем якобы даже писали в газетах. Я нашел те газеты и читал репортажи в Интернете. Трудно сказать, тот ли это артефакт, который воскресил моего умирающего брата, но сегодня в Зоне и впрямь не сыскать следов Чаши Дьякона. А клятва-то мной дана, и столько сил на это дело уже потрачено. Выходит, что все зазря…
Ипат умолк, стер с шеи кровь и тяжко вздохнул. Он говорил так, будто ни меня, ни Жорика здесь не было. Вроде как исповедовался от безысходности перед бывшей возлюбленной. По его неожиданному откровению становилось понятно: когда-то они действительно были с Динарой очень близки и, даже расставшись, все еще питали друг к другу теплые чувства. Да и взгляды, какими обменивались рыцарь и следопытка, тоже свидетельствовали о многом.
Когда раньше мне доводилось расправляться со своими врагами, я не испытывал угрызений совести, поскольку знал: я – в меньшинстве и защищаюсь, а значит, правота на моей стороне. Сегодня выдался особый случай. Желая убить заклятого врага, я по-прежнему ощущал свою безоговорочную правоту. Но после повторного вмешательства в нашу разборку Динары и всплывших вслед за этим подробностей их с Ипатом романтических отношений я вдруг впервые за долгие годы почувствовал, что, несмотря на необходимость устранить очередную угрозу, делаю что-то не так.
Вряд ли это были укусы совести – сия прежде докучливая особа давно растеряла у меня почти все зубы. Скорее в моем нынешнем душевном дискомфорте имелось нечто ностальгическое. Невольно вспомнилось, как мы, бывало, с женой вот так же разговаривали по душам, обсуждая те или иные жизненные неурядицы. Вспомнился и последний, наш самый трудный разговор перед тем, как мы под гнетом обстоятельств расстались на долгие годы. А возможно, и навсегда. Шанс вернуться к нормальной жизни у меня и прежде был невелик, а теперь он померк окончательно.
Рядом со внезапно «очеловечившимся» Ипатом и искренне сочувствующей ему Арабеской, я, занесший над рыцарем нож убийца, выглядел столь неестественно и дико, что впору было устыдиться своей звериной кровожадности. И пусть на самом деле это Ипат и Динара вели себя сейчас несообразно здешним реалиям, все равно, возникший во мне «комплекс Тибальда» позволил моей беззубой совести взять маленький реванш за все те годы, что я ее упорно игнорировал. Взять, а затем начать понемногу, как падающий снег – еловую ветку, склонять меня ко мнению нашего «правого большинства».
– С Мангустом все оказалось ничуть не лучше, – продолжил мнемотехник, когда вновь собрался с мыслями. Говоря обо мне в третьем лице, он лишний раз подчеркнул, что его слова предназначены исключительно Динаре, а на остальных присутствующих ему начхать. – Этот невидимый прыгучий гад все время опережал меня на шаг, даже когда я устраивал у него на пути засады. А сколько моих братьев на этой охоте полегло!..
– Считая и тех, кем ты сам пожертвовал ради желания выслужиться перед Командором? – ехидно полюбопытствовал я, указав на Жорика.
Узловик оставил мой вопрос без малейшего внимания.
– Никому из моих врагов еще так не везло, как Мангусту! – продолжал он, подняв глаза на Динару. – В итоге Хантеру осточертели мои хронические неудачи, и он приказал мне больше не отвлекать бойцов на эту охоту. Иными словами, превратил для меня исполнение моего обета в позорное наказание, ведь взять Мангуста в одиночку – и вовсе невыполнимая задача. Однако, как бы то ни было, я с нею почти справился. Справился, Динара, хотя это было нелегко. И если бы вчера ты не остановила мою руку в последнюю секунду, ни вас, ни меня сегодня тут не было бы. Но поскольку все обернулось именно так… Что ж, придется смириться с неизбежным и заключить с вами временное перемирие. Но при одном условии: все обещания, какие я вам здесь дам, будут аннулированы сразу, едва мы выберемся из Ангара.