— Что ты несёшь?! Остановись! Не говори того, чего ты не знаешь! — Потоцкий почти кричал. Его лицо покраснело, а на лбу выступили капли пота.
— Папа, не нервничай, а то давление подскочит, да и Виолетта скоро вернётся. Не хотелось бы, чтобы она застала тебя в таком неприглядном виде.
— Пошёл вон! — заорал мужчина. — С глаз моих! Вон, я сказал!
Парень молча оттолкнулся от подоконника и последовал к выходу. Через несколько секунд дверь яростно хлопнула, разбудив рассерженное эхо. Почти сразу же раздался обеспокоенный женский голос:
— Влад, что случилось? — Виолетта бросила сумку и пакет возле двери и подбежала к мужчине. — Слава вылетел, как ошпаренный, и не поздоровался. Вы поругались?
— Всё хорошо, дорогая, всё будет хорошо, — Владлен Эдуардович прижал её голову к своей груди и поцеловал в рыжие волосы.
— Я знаю. Это из-за меня, — прошептала девушка. — Мне очень жаль, Влад. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас сыном были плохие отношения.
— Ну, что ты, девочка моя, — успокаивал её мужчина, ласково гладя волнистые локоны, — ты здесь ни при чём, это хроническое.
— Нет. Это из-за меня, — она отстранилась и серьёзно посмотрела ему в глаза. — Мне нужно уйти. И это будет правильно. Я должна была это сделать сразу после того, как узнала о смерти твоей жены. Неправильно было здесь оставаться! Всё неправильно! Всё неправильно, что я делаю! Всё! Даже моё рождение — это ошибка!
— Что ты говоришь, родная?! Перестань! Ты — самое прекрасное, что случилось со мной за последние годы!
— Нет… Я всегда всем мешаю, понимаешь? — её глаза наполнились солёной водой, которая делала их почти прозрачными и неимоверно несчастными. — Я лишняя… Я никогда никому не была нужна. Ни матери, ни родным, ни отцу… — она сделала паузу и тихо добавила, — которого я никогда не знала… Я лишняя по природе…
— Чтобы я никогда этого не слышал! — повысил голос Потоцкий и снова прижал её к себе, а она, уткнувшись в его тугую грудь, зарыдала. — Ты мне очень нужна. И я хочу, чтобы ты это запомнила навсегда. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Я?… — на него смотрело раскрасневшееся заплаканное лицо, с по-детски припухшими влажными губами, слипшимися от слёз ресницами и растрёпанными волосами. Она всхлипнула и отрицательно покачала головой. — Нет… Я не могу… Это неправильно…
— Виолетта, оставь мне решать, правильно это или нет. Просто ответь, ты согласна? — девушка молча отошла от него, вытирая краем блузки глаза. — Ты хочешь быть со мной?
— Хочу, — всхлипнула она. — Как ты не понимаешь, дело не в моих чувствах к тебе, а в твоих отношениях с сыном. Я не хочу, чтобы ты выбирал…
— Я уже выбрал. Тебя! За Славика не беспокойся. Он взрослый и умный парень, со временем всё поймёт.
— Что поймёт? — она смотрела на него, а из уголков её покрасневших глаз медленно сползали слезинки. — То, что после смерти его матери отец быстро женился на другой? Нет, Влад, это неправильно. Ты говоришь, что он взрослый, — её милое личико вдруг украсила саркастическая улыбка, — но от этого он не перестаёт быть твоим сыном, твоим единственным ребёнком.
— Но это не значит, что мой единственный ребёнок может мною манипулировать и указывать мне, что и как делать!
— Он просто о тебе беспокоится…
— Нет! Он о себе беспокоится! О своём благополучии и своей доле в завещании. Он считает, что если он мой сын, то имеет право на всё, что я заработал! — заорал взбешённый Потоцкий.
— Не нужно так нервничать. Влад, я просто не знаю, что тебе сказать. У меня не было нормальной семьи, ты же уже знаешь об этом, и мне никто не оставлял денег или этих… как там… завещаний… Потому я не знаю, что можно чувствовать в таких случаях. Я всегда надеялась только на себя. Иногда надежды подводили, — она покраснела и опустила глаза, вспоминая свою выходку на мосту. — Но сейчас мне кажется, что с деньгами не легче. Они всё запутывают и усложняют. Особенно, когда речь идёт о детях.
— Дети, Виолетта, бывают очень жестоки!
— Дети? Откуда тебе знать, если у тебя только один сын? Или у тебя есть ещё дети? — её голос перешёл на шёпот, на последнем слове удивлённо подпрыгнув в вопросе.
Потоцкий посмотрел в её широко открытые молящие глаза и улыбнулся:
— Откуда им взяться. Хотя однажды, лет шесть-семь назад, приходила ко мне одна такая «дочка», — он поморщился и покачал головой. — Малолетка сопливая, вся размалёванная и вульгарная, пыталась мне доказывать, что я её отец.
— А ты что? — девушка говорила тихо, словно боялась спугнуть воспоминания.
— Я?! Прогнал её, конечно!
— А если она сказала правду?
— Какую правду? Что ждала четырнадцать лет, чтобы познакомиться с папкой? Ты бы её видела! Наглая несовершеннолетняя девица, которая решила срубить бабла! Терпеть не могу таких!
— Но… Если бы она была не наглая, а скромная, то вряд ли решилась бы прийти к тебе, даже если бы это было правдой.
— Виолетта! Ты слышишь себя? Наглая, скромная! Какая разница?! Не пойму, зачем я тебе вообще это рассказал? Иди сюда, — он притянул её к себе и нежно обнял. — Ты мой самый любимый человечек. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
— Всё-таки мы должны подождать. А пока мы будем ждать, я поживу в другом месте.
— Ты меня не любишь… — больше заключил, чем спросил он.
Девушка отстранилась от его груди и, приподнявшись на носочки, поцеловала, обхватив ладонями его лицо:
— Забыл? Ты спас меня и теперь за меня в ответе, — она попыталась улыбнуться. — А я тебя люблю больше смерти, потому что отказалась от неё ради жизни с тобой.
Он подхватил её и поднял на руках:
— Именно поэтому я тебя никуда не отпущу! А Слава завтра же уедет в Англию. Я не стану потакать его капризам. И, прости, но это решать мне — и больше никому. От тебя же я жду единственного — ответа на мой вопрос. И жду я до завтра! — он прильнул к её губам и страстно поцеловал, чувствуя, как кружится голова от необъятного счастья.
Фиолетовый цвет получается от смешения красного и синего
Мужчины молча покинули машину, молча вошли в фойе, молча сдали багаж. Первым заговорил тот, что был старше:
— Кофе?
— Марк, неужели у тебя нет других дел, как нянчиться со мной? Или отец хочет быть уверен, что я улечу? — сарказм и обида заплясали на молодом лице парня.
— Не мели чепухи, — спокойно отреагировал Войт и легонько подтолкнул Вячеслава к небольшому кафетерию. — Получается, в моё дружеское отношение ты не веришь.
— Я уже вообще ни во что не верю, — огрызнулся парень, но пошёл за Марком. — Вот ты мне скажи, как он мог? Должны же быть соблюдены хоть какие-то приличия! Хотя о чём я?! Он при жизни мамы не отличался чистотой помыслов, а теперь и подавно.