– Я принесу тебе воды, – сказала я, поднимаясь, и быстро прошмыгнула за ним. Оказавшись в кухне, тут же прошептала, – ничего не хочу знать.
Ветер, видимо, такого ответа и ожидал.
– А как же правосудие?
– Сейчас мне не до этого. Марине надо оправиться, а потом уже будем думать, что делать. – Я налила воды в кружку.
– Надо бы смотаться на дачу, посмотреть, как там деньги. Ты останешься с ней?
– Я не отпущу тебя одного.
– Почему?
Я ненадолго замялась, но все же неохотно признала:
– Это мое дело, я бы хотела довести его до конца.
– Тогда поехали на дачу. Никуда твоя подруга не денется.
– Я не могу оставить ее одну.
– Вызови кого-нибудь, наверняка, у вас много подруг. Туда-обратно смотаться займет не больше трех часов.
– И как я объясню подругам Маринкино состояние?
– Не надо никого звать, – раздался ее голос. Мы обернулись и увидели Маринку на пороге кухни. – Поезжайте на дачу, вот ключи, – она положила на столик связку из двух ключей с брелоком-сердечком. – Я буду дома, ничего со мной не случится. Серьезно. Мне еще надо собраться с духом перед походом в полицию.
Я закусила нижнюю губу, чуть не плача, и посмотрела на Ветра. Он только плечами пожал. Маринка грустно улыбнулась и кивнула мне, мол, все в порядке.
– Мы быстро сгоняем, и я приеду к тебе, – пообещала я, беря ключи, подруга только снова кивнула.
Вскоре мы на такси подъезжали к ее даче. Оглядевшись, Ветер открыл дверь, мы оказались в небольшом уютном домике.
– Подпол в кухне, – сказала я, и мы прошли туда. Ветер открыл его, спустился вниз и стал рыться.
– На месте, – сказал мне и начал выбираться. Вытащил сумку, подтянувшись, вылез сам и закрыл люк. Сумка оказалась битком набита крупной валютой. Честно говоря, на какой-то момент Маринкины чувства стали мне понятны. У меня в голове даже промелькнула мысль о том, что Хмелев все равно мертв, и эти деньги теперь никому не принадлежат. Но Ветер, словно почуяв что-то, сказал:
– Даже не думай. Деньги надо вернуть в банк, – он начал рыться в сумке и со дна извлек еще один конверт. Взглянув на меня, вскрыл его и быстро прочел.
– Что там? – Выдохнула я.
– Хмелев просит переместить эти деньги в определенное место, а вот это передать следователю, – он вытащил из конверта второй лист, там оказалась расписка Ковалева.
– Значит, мы были правы? И он перестраховался.
– Если можно назвать страховкой письмо на случай смерти.
– А что за место, куда надо отвезти деньги?
– Думаю, оно связано с Ковалевым.
– То есть он хотел подставить его, чтобы в случае смерти Ковалев оказался наказан. Посадить не только за убийство, но и за воровство?
– Видимо, так. Или только за воровство, ведь убийство могло остаться нераскрытым. – Ветер вздохнул и закурил.
– Что теперь будем делать?
– Вернем деньги в банк.
– Каким образом?
– Я что-нибудь придумаю.
– Конечно, – все-таки не удержалась я, – ты мастер воровать и возвращать. А что с Мариной?
Ветер снова вздохнул, качая головой.
– Решай сама. Найти ее практически невозможно. Если ты скажешь, я не буду ничего предпринимать, хотя мне это совсем не нравится. Убийца должен сидеть в тюрьме. И не смотри на меня так. Что бы она ни говорила, она взяла пистолет в руки и выстрелила в спину человеку. И думала в этот момент не только об униженном достоинстве, но и пачках денег, лежащих у нее в подполе. Так что оправдывать мне ее нечем. Но ты верно заметила, что это твое дело. Так что доведи его до конца так, как считаешь нужным.
Саша застегнул сумку, поднялся, нацепив ее на плечо, направился к выходу.
– Ты идешь? – Бросил мне, и я плелась следом за ним. Так отвратительно я себя давненько не чувствовала. Ветер был прав: я защищаю Маринку, потому что она моя подруга, а если бы было иначе? Я бы встала на ее сторону? Ведь у Хмелева тоже была своя жизнь. И пусть он во многом поступал плохо, у него были и хорошие стороны. А еще у него остались дети и друзья, которые имеют право знать, за что был убит дорогой им человек.
Я шла в ужасном настроении по дороге, когда вдруг размышления мои были прерваны звуком тормозов. Прямо возле нас с Ветром остановилась машина, и не успела я глазом моргнуть, как оттуда вылезли четверо типов не самой приятной наружности. То есть выглядели они вполне нормально, но настроены явно недружелюбно. Я хотела, было, высказаться, но один уже подскочил ко мне и ткнул пистолетом в бок. Ветер в своем хипстерском образе выглядел растерянным пареньком. Правда, я не заметила, что он прямо так уж разволновался.
– В машину, – улыбнулся мне мой конвоир, я бросила еще один взгляд на Ветра, и мы уселись на заднее сиденье. Тут вышла некоторая заминка, потому что нас стало на одного больше, а ребята были немаленькие, и мы явно не помещались в салоне.
– Побудь тут, – буркнул тот, что сел за руль, одному из парней, – мы тебя заберем.
Тот явственно огорчился, но ничего не сказал. Уехали мы недалеко, выехали за пределы деревни и остановились в начале леса, съехав с дороги.
– Выходим, – кивнул нам с Ветром сидевший возле нас, мы вылезли, и я шепотом спросила:
– Ты их знаешь?
– Лично нет, но догадки имеются. Не бойся, прорвемся, – шепнул он в ответ. На Ветра, как ни странно, мало обращали внимания, только мы прошли в лес, как парень с пистолетом направил его в мою сторону и сказал:
– Нам нужно знать, где Ветер.
Я просто открыла рот от удивления. Кинула взгляд на Сашу, но тот только пожал плечами, мол, я ничего не знаю. Я закрыла рот, слегка закатив глаза, опять, значит, самой выкручиваться. Его они или не знают, или не узнают в образе.
– С чего вы взяли, что я знаю, где он? – Поинтересовалась я максимально вежливо.
– Не разводи лишних разговоров. Ты живешь в его доме.
– И что? – Невозмутимо ответила я, – он-то там не живет.
– Как это? – Нахмурился допрашивающий.
– Вот так. Я его в глаза не видела. А в дом заселилась по разрешению его коллеги – Евгения Крылова. Он меня туда и привел.
– Откуда ты вообще взялась?
Не сообразив, что сказать, я ляпнула:
– У меня роман с Крыловым.
Ветер уставился на меня с интересом, вздернув бровь, а мужики переглянулись, усмехаясь. Можно подумать, мы живем в девятнадцатом веке, такая реакция.
– И что, хочешь сказать, ни разу не видела Ветра?
– У него какое-то спецзадание, так мне Женя сказал. Потому он и пропадает.