Оказалась…
Оказалась…
– Где это мы?
– Н-не знаю… – недоуменно покрутил головой сын конунга и почесал в железном затылке рогатого шлема. – Если я ничего не путаю, то это – Стеклянное [31] озеро… а там, налево, тогда Затерянный лес … наверное… а к югу, значит, днях в двух пешего пути, Хольмстадт…
– То есть, ты хочешь сказать, что мы всего лишь оказались там, откуда пришли? – маг-хранитель недовольно сдвинул кустистые брови и скрестил руки на пухлой груди.
– Н-ну да… – нерешительно, словно чувствуя себя по какой-то непонятной причине виноватым, пробормотал Олаф. – Вроде…
– А вон те горы как у вас называются? – даже столкнувшись с полной и безоговорочной неудачей, Иванушка рассчитывал выжать из нее максимум новых знаний.
– Горы? – переспросил отряг и снова закрутил головой. – Какие горы?
– Вон те, – услужливо развернул за плечи сотоварища по экспедиции царевич и ткнул пальцем во вздымающуюся на горизонте и растворяющуюся в облаках зазубренную серую вершину.
Рыжий воин прищурился, потом приложил ко лбу козырьком ладонь размером с ротную походную сковородку, потом вторую…
– Там не должно быть никаких гор, – уверенно изрек, наконец, он и решительно отвернулся, будто с географией принцип «с глаз долой – из карты вон» срабатывал в ста случаях из ста. – Там лес. Без названия. А за ним – еще одно озеро. Гусиное. Мы там в прошлом году охотились. На гусей. А еще дальше – холмы. Тоже сами по себе. И фьорды. Безымянные.
– То есть ты имеешь в виду, что с прошлого года ваши сами по себе холмы сами по себе же и подросли, или что мы всё-таки не в Отрягии? – терпеливо, словно разговаривая с маленьким ребенком, уточнила Серафима.
– Слушайте, пассажиры, а, может, вам лучше на эти глупые горы своими глазами посмотреть? – ворчливо предложил шершавый шерстяной голос. – А то пока вы разберетесь, где гора, а где нора, тут до следующего дождя провисишь как проклятый между небом и землей… Если не до второго Эксперимента…
И не дожидаясь согласия или возражений, ковер взял инициативу в собственные кисти и резво устремился к цели.
Чем ближе подлетал маленький отряд Адалета, тем яснее становилось, что ни одному холму в мире, старайся он хоть тысячу лет, за год так не вырасти.
Эта гора была образцом того, чем хотел бы стать любой добропорядочный холм в последующей жизни.
Чтобы приобщиться к недостижимому идеалу в настоящем, заурядной выпуклости земной коры пришлось бы для начала провести эпиляцию всей поселившейся на ней растительности, выдворить различных мышек, ящерок и прочих барсуков, одеться в серый гладкий стильный каменный костюм, а также вытянуться метров эдак на тысячу-другую вверх.
Последним штрихом совершенства стало бы огромное строение неизвестного назначения, заменившее неопознанной горе вершину, срезанную словно исполинским ножом чуть повыше облаков.
– Что это?.. – благоговейным шепотом вопросил царевич, когда до огромного сооружения безвестных архитекторов-альпинистов оставалось не больше ста метров.
– П-по-моему… п-по-моему… п-по-моему…
Рыжий воин попытался одновременно побледнеть и покраснеть.
Эффект получился психоделический.
– Ну же, говори! – нетерпеливо потребовал маг, сердито пристукнув при этом посохом к вящему неудовольствию Масдая.
– П-по-моему… это С-с-старкад… д-дворец Р-Рагнарока… – выговорил, наконец, отряг дрожащими, как осенний лист, губами.
И вдруг он всхлипнул еле слышно и торопливо отвернулся.
– Б-бедный… бедный отец…
Сердце Сеньки дрогнуло.
– Мне жаль… что он так серьезно болен, – намеренно не разбираясь в чувствах и мыслях, чтобы ненароком не прийти к заключению, что не так уж ей этого и жаль, проговорила царевна в знак утешения и сочувствия.
– Мне тоже… жаль… что его не убили в том рейде… – еле слышно пробормотал отряг.
– Что-о?!..
– Ведь если он умрет в своей постели, он никогда не попадет во дворец павших героев! – жалобно воззрился на нее Олаф затуманенным голубым взором. – А ты представляешь, какое это счастье! Воинов, павших смертью героя, привозят туда с поля битвы на своих крылатых конях могучие брунгильды! Такое ж выпадает раз в жизни! Ты только подумай!.. Погляди на эту красоту хорошенько!.. Старкад не просто огромный – он гигантский! Ты представляешь – в нем пятьсот сорок дверей, в каждую из которых могут войти шеренгой восемьсот воинов в полном снаряжении! А в каждом очаге можно зажарить одновременно тысячу быков! А крыша его сделана из щитов, принадлежащих тем самым павшим героям, что обитают теперь в нем!.. [32] Жизнь избранников Светоносного наполнена счастьем и радостью каждый миг! Весь день они сражаются друг с другом, а вечером раны их заживают, появляются накрытые столы, и они пируют без устали всю ночь!..
– А утром? – тупо уточнила Серафима в ожидании описания ежесекундного отряжского радостного счастья.
– Утром сражаются.
– До вечера?
– До вечера.
– А вечером?
– Пируют.
– А следующим утром?..
– Опять сражаются, – несколько раздраженнее, чем хотел, повторил королевич.
– До вечера?
– До вечера.
– А вечером пируют?
– Ну да! А что же еще им еще там делать, по-твоему?
– Вот счастье-то-о-о… – сжала щеки ладошками царевна.
– Ага, теперь ты тоже поняла! – искренне обрадовался он.
– А чего тут не понять-то? – вздохнула она, отвернулась и задрала голову на приближающуюся махину так, что шапка едва не свалилась.
Вблизи дворец Рагнарока был еще огромнее, чем она предполагала, даже после брызжущих восклицательными знаками описаний восторженного сына конунга. При внимательном рассмотрении становилось ясно, что он был даже не построен – выращен из или вместо отсутствующей вершины скалы. Угрюмый гладкий серый камень, влажно поблескивающий даже при полном отсутствии дождя, черные провалы окон, куда как мошка залетали в наивной надежде на вечернюю поживу стервятники и прочие Хугинны, черепица дырявых щитов, нависшая над ними… Архитектурными излишествами вроде колонн, балконов и прочих карнизов зодчий верховного бога северного края своего клиента явно не побаловал, и назвать обиталище бога поэзии и мудрости «сараем» не позволяли только размеры.
– Ну что, в двери или в окно? – ворчливо прервал ее созерцание Масдай.