Наконец, шепот стих, и один из спорщиков – проигравший, наверное – покрыл остававшееся между ним и волшебником расстояние в четыре шага и откашлялся нерешительно.
– Ваше премудрие?.. А можно вас… э-э-э… вопрос спросить? Вы ведь на Белом Свете самый умный, всё знаете, люди бают…
После такого вступления сердце чародея, настроенного на решительное сопротивление, дрогнуло.
– Спрашивай, – милостиво разрешил он и обернулся в полоборота.
Перед ним стояли двое дружинников – один поближе, другой подальше.
– А вот нас с мужиками – то бишь, не только Осипа и меня – давно уже такой проблем мучает, ваше премудрие, – почтительно начал он. – Отчего это некоторые отряги дерутся как все, а некоторые – ровно хомячками бешеными покусанные? Ты их уж и так, и эдак, и всяко разно… Иной уже с копыт бы давно свалился, а этим, оглашенным, хоть бы пень по деревне, только орут не разбери-поймешь что, да на тебя прут? А глаза при этом дурные-дурные…
– И вон сегодня, с парусом ерунда у них вышла, – не выдержал и присоединился к товарищу второй солдат. – Иной бы на их месте полотнище-то разрубил, да выбираться начал, а они ровно дети малые – на дне плюхаются, а встать сообразиловки не хватает… Что у них с мозгами-то случается?
– А может, это колдовство отряжское какое? – снова подхватил первый. – Ихний, вон, маг эвона как молниями-то шибал!.. Вам-то, ясен пень, не чета он будет, а всё же?.. Как оно вот так-то?..
– Волшебство? – самодовольно усмехнулся Адалет и оглядел лесогорцев, бросивших свои дела в ожидании всех и давно интересующего ответа– моряков и ратников, и даже переставшую по такому случаю пререкаться лукоморскую парочку. – Это волшебство отряжское зовется «настойка из мухоморов», служивый. А бешеные, про которых ты говорил – мухоморщиками.
– Ах, вон оно что… – хмуро прищурилась Серафима, словно давая себе клятву повывести если не всех отрягов, то все поганки – наверняка. – Ах, вот они как… Ах, вот оно откуда…
– Что нельзя исправить, надо терпеть, Сень. У природы свои законы, и изменить их не подвластно даже самым великим магам, – философски изрек Иванушка, походя заработав от самого великого мага взгляд, полный огня и яда.
– А вот это мы еще посмотрим! – чувствуя свое бессилие перед такой незаметной мягкотелой штукой как гриб, всё же наперекор мужу, Адалету и всему природному законодательству вместе взятым бросила царевна, и сердито отвернулась.
Солдатики меж тем поблагодарили старика за разъяснение загадки, и работа по переброске подавляющих сил противника через борт «Стерегущей» закипела снова.
Через час отряжские припасы и пленные были в полном составе погружены на ладью, трофейные карраки взяты на буксир, и Антип Соленый, напевая себе под нос невесть откуда явившийся привязчивый бравурный мотивчик, дал команду ставить паруса.
– Эй, постой, мы куда? – забеспокоилась Сенька.
– В Синь-город возвращаемся, – пояснил капитан. – Этих… надо воеводе сдать, корабли их тоже, команду пополнить, а потом дальше путь продолжим.
Лукоморцы и маг переглянулись.
Терять два-три дня?..
– А может, половину команды на каррак перевести и дальше плыть?
– Не хватит на два корабля, – покачал головой старый моряк.
– Да? М-да-а-а… А…
– А…
– А сколько до Отрягии осталось отсюда? – Иван первым озвучил идею, посетившую всех и сразу.
– Дня три. А при попутном ветре, как сейчас, и за полтора дошли бы, – добросовестно сверившись с картами, сообщил Антип.
– А так – шесть дней получается при плохом раскладе… – забыв сразу ставшие мелкими обиды, Адалет задумчиво почесал бороду. – Не можем мы столько времени терять.
– А как вы думаете, погода будет хорошая держаться? – как бы невзначай, отрешенно глядя в небо, полюбопытствовала царевна.
– НЕТ!!!.. – донеслось шершаво-отчаянное из-под тента, но было поздно…
Спустя полчаса, забрав свою долю припасов и одеял, маленький, но очень решительно настроенный отряд под руководством Адалета с помпой водрузился на ковер. [14] Масдай, обманутый в лучших ожиданиях, отчаянно брюзжал и азартно предрекал грозы и бури, штормы и ураганы, громы и молнии, а также прочие неопознанные погодные явления – причем всё и одновременно, но настроя людей это изменить уже не могло. Тепло попрощавшись с капитаном и командой, они раскинули на дрожащей от возмущения шерстяной спине карту и стали увлеченно прокладывать курс к своей цели. От перемены средств транспорта конечный пункт их морского путешествия отнюдь не изменился: древний Хольмстадт, столица Отряжского королевства, ждал явления мага-хранителя блудному конунгу.
* * *
К негостеприимным берегам Хольмстадта экспедиционный корпус противников Гаурдака прибыл следующим вечером, когда пронзительный холодный ветер, словно ободренный наступающей с моря тьмой, стал еще более пронзительным и холодным. [15]
Иванушка, крепко обняв супругу сзади за плечи и упрямо убеждая себя, что делает он это исключительно для Сенькиного сугреву, с непроницаемым [16] лицом взирал на стального цвета скалы на горизонте, сливающиеся в сумерках с морем, яростно пытающимся сдвинуть их с места. Даже Масдай, теплолюбивая шерстяная душа, болезненно вздрагивал, страдальчески поджимал кисти и набирал высоту при каждой попытке разбушевавшихся валов допрыгнуть до его жесткого брюха. И только Адалет сидел неподвижно и хмурился, не замечая ни взлетающих ледяных брызг, ни ветра, не признающего обходных путей и продувающего всё и всех насквозь, ни дрожащих и художественно выстукивающих зубами чечетку спутников, ни отсутствия шляпы, покинувшей его еще полчаса назад ради легкомысленного гулящего борея.
– Ну и куда теперь? – недовольно пробормотал ковер, оказавшись наконец над долгожданной сушей.
Чародей словно очнулся ото сна. Он моргнул, покрутил головой, обозревая при тусклом свете луны сборище длинных одноэтажных неказистых домов, беспорядочно сбившихся на берегу Ледяного моря в группки, группы и группировки, и именуемое некоторыми лишенными воображения народами столицей, и ткнул пальцем на север:
– Там, дальше, есть бухта. А на берегу – таверны для моряков и воинов, собирающихся для набегов. Подойдет любая. Там…
– Дымно, шумно и неуютно, – кисло закончила за него предложение царевна. – Длинные обеденные залы, по которым гуляют сквозняки и пьяные отряги, и тесные холодные клоповьи питомники под полусгнившей соломенной крышей.