С этими словами ифрит подхватил на плечо беспомощно замерший, словно одеревеневший ковер и черной кометой-предвестницей близкого конца света устремился к невидимому отсюда куполу дворца.
Проскользнув в полутемный зал сквозь расступившуюся перед ними крышу, ифрит опустился на пол, бережно положил, чтобы не уронить покрытые стеклянной оболочкой фигуры, ковер, и взмахнул руками под аккомпанемент быстрой череды заклинаний.
Отверстие в крыше закрылось, словно веревкой затянули горловину мешка, и интерьер преобразился из каменно-железного в уже знакомый магам ослепительный беломраморный, сияющий немыслимой роскошью и богатством. Повинуясь вальяжному жесту ифрита, колонны, ковры, столики, этажерки и статуи поспешно раздвинулись, образуя широкий пустой круг, сияющий девственной белизной гладких мраморных плит.
Тело ифрита пошло рябью, и на его месте пленники увидели холеного аристократа в пурпурном халате и белой, с алым пером, чалме.
– Для состязания я надену это обличье, – белозубо улыбнулся Агафону король. – А ты будешь меняться? Превратишься в седобородого старика? Юную деву? Ужасное чудище? Впрочем, мне всё равно. Всё это… – перед глазами изумленных людей стремительной чередой промелькнуло с два десятка образов и фигур – жутких, нелепых, прекрасных, героических, смешных, – лишь обертка. Главное, мой мальчик, это то, что сидит у тебя внутри. Но еще главнее – готов ли ты умереть за то, чего желаешь больше всего на Белом Свете. И… убивать ради этого других. Ну так как? Ты готов?
Король остановился рядом с волшебником, чуть склонил голову и пытливо заглянул ему в глаза.
– Молчишь… Ты не из разговорчивых, мальчик, да? Или просто не хочешь? Презираешь меня? Ненавидишь? Хочешь вывести из себя? – король встрепенулся, округлил черные очи, вскинул брови, словно в высшей степени изумления, и мягко проворковал: – Ах, да… Я вспомнил… Ты… просто не можешь. Ты не можешь разорвать заклинание, наложенное на тебя каким-то старым пнем, так? Ай-яй-яй… А хочешь, я верну тебе речь? Что ты мне скажешь тогда? Что я негодяй, мерзавец и… какие бранные слова ты еще знаешь? Или родители запрещают тебе ругаться? Или… может, ты попытаешься пустить в ход свой дар?..
Он закинул голову и звонко расхохотался, словно только что услышал самую забавную шутку за триста лет.
– Что-то мы с тобой заболтались, малыш, тебе не кажется? – отсмеявшись, снова повернулся он к его премудрию, кипящему злостью и унижением так, что удивительно, как только не плавилось на нем волшебное стекло. – Давай договоримся про условия игры. Кого ты хочешь пожертвовать первого? Воина? Музыканта? Благородного юношу? Чернявого фокусника? Белокурую красавицу?.. Нет, дам мы трогать не станем, это пошло… Но в таком случае, милый друг, твой выбор становится еще меньше. Кого ты отдаешь? Давай я буду показывать пальцем, а ты мне моргать. Два раза – нет. Один раз – да…
Король снова заглянул в красное, как дар-эс-салямская глина, лицо чародея, в его мечущие громы и молнии глаза, странно усмехнулся, и искаженная издевкой мгновение назад физиономия плавно соскользнула в меланхолично-нездешнее выражение.
– Ладно, ладно… какие взгляды… какие мысли… хорошо, что мысль не вещественна, что бы ни говорили философы… иначе падение в подземелье мне бы показалось сейчас легким променадом… Если бы взглядом можно было пожирать, от меня бы уже ни кусочка не осталось, а? Я прав, мальчик? Прав, прав…
Последний Великий криво усмехнулся в холеные усики и нервно дернул плечом.
– Я сказал, не надо на меня так таращиться! А то я испугаюсь, и вовсе тебя не освобожу… А хочешь, я упрощу тебе задачу, малыш? Я ведь добрый… что бы ты про меня ни думал… Я выберу тебе того, кто стоит ближе ко мне. Ну-ка, посмотрим, кто это?.. Иностранец, или… Нет, твой коллега всё-таки поближе… на муравьиный шаг, на комариный писк, на воробьиный чих, как говорили мы в детстве… Достойный любитель выпить не ко времени. Алкоголь – яд для тела и души, вьюноша. Пусть тебе это станет уроком на будущее… Кхм.
Король откашлялся, словно потерял нить мысли, потом просветлел лицом, спохватился и радостно воззрился на Абуджалиля.
– Ну да это неважно, молодой человек. Вернее, будет неважно через несколько минут, – и, повернув голову к Агафону, сдвинул брови и погрозил ему пальцем. – Но это не означает, что время выбора для тебя закончилось.
И по мановению изящной тонкой руки застывший в позе испуганного удивления Абуджалиль поднялся в воздух и плавно опустился в самую середину круга.
Король придирчиво оценил расположение живой статуи и остался доволен.
– Точно посредине, – доверительным тоном сообщил он Агафону, словно того сей факт волновал на данный момент больше всего. – А теперь давай я расскажу тебе правила игры. Смотри!
Король щелкнул пальцами и, перелетев откуда-то с дальнего столика в дебрях колоннады, на ладони у него оказалась маленькая инкрустированная перламутром шкатулка.
– Она музыкальная, – тихим заговорщицким голосом продолжил король. – Полагаю, ты знаешь, как такие вещички устроены: открываешь крышку – получаешь пьеску. Очень примитивно. Ничего такого, чего магия не достигла бы гораздо меньшими усилиями, и, перескочив, не пошла бы значительно дальше, но технические штучки и замысловатые механизмы всегда были моей… слабостью. Ну так вот. Я отпускаю тебя сейчас…
Хозяин города вкрадчиво дотронулся до остекленевшего плеча мага, снова заглянул ему в глаза и, удовлетворенный тем, что он в них увидел – или решил, что увидел – продолжил:
– …Но не полностью. После этого открываю крышку, и пока играет музыка, мы ходим по кругу, друг напротив друга… или враг напротив врага?.. вокруг нашего… твоего… вашего… приятеля. Когда завод кончается, я поражаю его любым заклинанием, какое мне взбредет в голову, больную от падения с такой высоты в подвал. Ничего простого и легкого, смею тебя заверить. Вы изрядно рассердили меня сегодня, мальчики. И тебе лучше не знать заранее, что может случиться с ним – я не хочу, чтобы у тебя тряслись руки или мутилось перед глазами. Всё должно быть честно, так? И он должен иметь шанс… ну, если не на спасение, то на слегка более продолжительное существование. В человеческом обличье. Поэтому за пару секунд до того, как я атакую его, я освобождаю твой дар. И – оп-ля! – последний Великий искусственно расхохотался. – Наш блистательный юный нахал снова стоит перед выбором: попытаться поразить меня, или защитить друга! Но, принимая свое решение, помни, что и в том, и в другом ты не преуспеешь…
Король опустил голову, зябко обнял себя за плечи и снова, будто тайком, бросил непонятный блуждающий взгляд на Агафона.
– А еще запомни, – тихо проговорил он, – что как бы ты ни поступил, я все равно буду метить в него. Так что перед тем, как нарушить правила, подумай, сможешь ли ты прожить вечность с его смертью на своей совести. Ну, что ты на это скажешь?
И Агафон, к своему изумлению, внезапно прочувствовал, что действительно снова может говорить.
– Я… – старательно, словно с непривычки, прошевелил он непослушными затекшими губами, – не собираюсь… жить вечно.