– Знал бы, что это оно его унесет, – мрачно заметила Серафима. – И несколько десятков, если не сотен человек заодно… Нет, с ответственностью ученых перед обществом надо что-то менять.
– Тс-с-с-с, – укоризненно состроил страшные глаза супруге Иванушка, не согласный с ней лишь по форме, но не по содержанию замечания.
Но чародей словно их и не слышал.
– «Если бы дружище Адалет узнал, что я натворил, влекомый извечным исследовательским зудом, он бы задушил меня своими руками. Он бы поразил меня молнией в самое сердце, он бы заставил меня вариться в собственном соку на медленном огне, он бы… Откровенно говоря, я даже затрудняюсь сказать, что бы такого не сделал бы со мной мой старый друг… Всё остальное бы сделал. Много раз. И со всё возрастающим удовольствием…»
– Волхв Адалет?.. Это он действительно про тебя пишет, не про какого-нибудь однофамильца? – с новым уважением взглянул на старика воинственный отряг.
– Хммм?.. – оторвался от дневника старик. – Сам удивляюсь… За кого он меня принимает, старый пень? Видать, слишком давно мы с ним не виделись, или у него начался полный маразм личности, раз он считает, что из-за какой-то карманной тучи я способен сотворить с ним такое… Ну долбанул бы молнией по башке тупой раз десять… Ну подвесил бы за ноги к потолку над баком с пираньями… Ну перерезал бы веревку и закрыл крышку… Но подумать про меня такое!.. Агграндар, я в обиде.
– Давай дальше, – нетерпеливо попросила царевна.
Волшебник строго зыркнул на нее, но снова уткнул палец в строчки, откашлялся, и насмешливо интонируя следующее за казнями узамбарскими описание проступка друга, продолжил:
– «…Потому что собрать из ничего заклинание и ритуал, дающие в руки любому магу власть разбудить Гаурдака в любое время в год, со стопроцентной точностью определенный как год его восстания из иного мира, и при точно определенном месте его пробуждения, способен только такой ненормальный, как я…»
– Что?..
– Что?!..
– ЧТО???!!!..
Адалет вскочил, уронил с колен дневник, коршуном кинулся его подбирать, уронил посохи, бросился за ними, уронил Гуго…
– Держите, пожалуйста, – бледный, с напряженным лицом протянул Иванушка магу беглую книжку. – И… последнее предложение… я не расслышал, кажется, что-то?.. Или недопонял?..
Не говоря ни слова, волшебник вырвал из рук лукоморца растрепанную книжицу, бешено залистал страницы, нашел нужную и впился глазами в текст.
– ИДИОТ!!!!!!!!!!!
Исступленному реву чародея с тоской несбыточной мечты позавидовал бы сам гиперпотам.
– Дубина, клоун, осел, остолоп, телепень, фалалей, фофан!!!.. И этого человека я называл своим другом!!! Его смерть я оплакивал, как собственную!!! Надо иметь в башке мякину вместо мозгов, чтобы хотя бы додуматься до такого, не говоря уже, чтобы осуществить это на практике!!!..
Остановить или хотя бы приблизиться к бушующему магу-хранителю не осмеливался никто. Если в этот момент в пещере объявилась пропавшая семерка, они были бы демолекулизированы и пульверизированы без малейшей помощи произведения неизвестного чародея Томандера – одной силой ярости, гнева и обиды.
– …И это ничтожество, этот скоморох в балахоне волшебника еще смел описывать свои подвиги в своей жалкой грязной книжонке!!!..
Дневник вспугнутой куропаткой взлетел вверх, и если бы не отчаянный прыжок Серафимы, струя раскаленных искр ударила бы ему под самый корешок.
– Отдай!!! – прорычал Адалет, и грозно выпрямился – плечи шириной с пять Олафов, голова упирается в потолок. – Отдай, дура!!!
– Сам дурак, – не без дрожи в голосе, но от этого не менее нахально проинформировала его царевна и спрятала беззащитный томик за спиной у мужа. – Успокойся и сядь. Подумаешь, исследовал! Подумаешь, обнаружил! Подумаешь, открыл!!! Да человека после этого совесть пень знает сколько лет мучила! Человек добровольно в ссылку ушел, на каторгу, в рудники, языка себя лишил, сколько лет единственной живой душой для общения у него тварь туманная была, а ты – «фалалей»! «Телефофан!» «Клоун с дубиной»! Да сможешь ты когда-нибудь сначала разобраться, а после уже – кидаться на людей! И волшебников! И книжки!..
– С огнем играешь, девчонка… – прошипел сквозь стиснутые зубы чародей, но в размерах уменьшился, и на «Хрестоматию» восседать вернулся. – Дай сюда.
– А волшебное слово? – Сенька еле удержалась, чтобы не показать ему язык.
– А молнией?
– Фофан, – обиженно надулась она, но книжку из рук выпустила, и та сразу прилетела Адалету в повелительно протянутую руку.
– «Понимая свою неизбывную вину и наложив на себя суровое наказание, я всё же не смог уничтожить плоды пятидесятилетних трудов своих, ибо красота выведенной мною формулы настолько совершенна, а решение ритуала так остроумно, что посох мой, заносимый неоднократно над грехом зрелости моей каждый раз останавливался и опускался, так и не повредив алой книге моего триумфа – и моего бесславья. Всего пять магов и месяц кропотливой подготовки – и невозможное может случиться (тьфу-тьфу-тьфу три раза через левое плечо)! И ни капли крови Выживших! Изящное, неожиданное решение – жаль, что о нем не узнает никто и никогда. Хвала Создателю что о нем не узнает никто и никогда… И сейчас, расставив библиотеку свою по полкам сего одинокого пристанища злосчастного гения, хожу я мимо книги судьбы моей по двадцать раз на дню, и редко удерживаюсь от постыдно-любовного взгляда на нее. Произведения искусства такого уровня – а, тем паче, искусства магического – не должны уничтожаться при жизни их демиурга, каким бы ужасным способом ни могли они повлиять на жизнь и фатумы Белого Света. Шедевры не горят…»
Волшебник прервал чтение на половине, молниеносно окинул хищным взором пещеру и постарался заглянуть себе под зад.
– Где???!!! – прорычал он только одно слово.
Что «где», его подопечным объяснять было не нужно.
Через пять минут лихорадочный поисков злополучный том был разыскан в темном углу хозяйского кабинета и со всеми почестями доставлен прямо в руки загоревшегося радостью и облегчением мага-хранителя.
– Вот теперь я смогу сказать тебе, бродяга Юлиаус: «Упокойся с миром», – не пряча веселья, но всё еще несколько нервозно проговорил чародей. – В том, что это именно такой распрекрасный шедевр, как ты описал, я не сомневаюсь. Если ты сказал, что это так, значит, так оно и есть. Уж в чем – в чем, а в шедеврах ты разбираешься, чтоб тебе провалиться, старый паразит… Шедевры не должны уничтожаться при жизни их создателя – но ты, старик, мертв. И только это спасло тебя сейчас от описанных тобой последствий твоего открытия. Но не спасло твою книжку. Так что, воля твоя посмертная особо не нарушена. Прости, приятель.
Довольно ухмыляющийся в усы маг открыл алую обложку, цепко пробежал глазами пару строк…
– К-кабуча!!!.. Это книжка не та!!!..
– Но других красных книжек здесь не было! – оправдываясь, развел руками Олаф.