«Эх, везде нашего брата дурят…» – вздохнул Кириан, с отвращением взирая на неумело, но старательно намалеванную картину. – «Они настоящего голема-то хоть раз видели?.. Деревня… Каменные джунгли… Отказные дети гор…»
Бард считал, что он имел полное право на скепсис и презрение, потому что сам-то он настоящего голема видел. Один раз. Когда был проездом в Шантони в свите Конначты. Голем был сделан из обожженной глины, фигурой и энергичностью походил на столетнего прадеда своего хозяина – Лесли из Лиственки – и умел только рубить деревья и таскать их вместо лошади на лесопилку. Ночью он стоял в сарае, равнодушно пялясь слабо светящимися серым глазками на стену, а утром снова шел за хозяином в лес, ждал, пока тот пометит деревья, которые нужно сегодня свалить, и принимался за дело.
Представить себе драку двух прадедов Лесли без неконтролируемых приступов ржания миннезингер не мог, поэтому торопливо отвернулся, подался вперед и невзначай задел локтем Агафона.
– А, ты уже тут? – глянул на него чародей.
– Я еще тут, – туманно намекая на угрозу Рододендрона, трагическим тоном провещал менестрель, но за отсутствием ей свидетелей ни сочувствия, ни понимания не нашел.
– Ну раз мы в сборе, пошли, что ли, – пока менестрель размышлял, стоит ли просветить остальных насчет истории его с принцем противостояния, а заодно исполнить на бис новый шедевр, Олаф мотнул головой в сторону полуприкрытых дверей, из которых торчала коротко стриженная чернявая голова – видимо, билетера, и шагнул вперед.
– Нет. Мы подождем, пока пропустят всех, – загородил ему дорогу Иванушка.
– Не переживай, Иван, за нашим могучим конунгом мы пройдем сквозь них как нитка за иголкой! – успокоил товарища Ахмет.
– Я не поэтому. То, что мы приехали последними, а пройдем первыми, некрасиво.
– А то, что нам мест не останется – красиво?! – возмутился Агафон.
– Постоим, – был непреклонен лукоморец. – Они пришли раньше нас, да еще столько прождали!
– А сколько мы ждали этого момента!.. И кстати, нас привезли сюда в последнюю очередь не по нашей вине! – поддержала волшебника Серафима.
– Не надо спорить, ваши достойнейшие величества, потому что всё будет именно так, как вы хотите, – раздался вдруг за их спинами вкрадчивый голос.
– Мы – это кто из нас? – практично уточнила Сенька, оборачиваясь.
– Вы все, – умильно улыбнулся незнакомый атлан. – Я подам команду Вязу начать пускать зрителей прямо сейчас – а когда все они пройдут и разместятся, приглашу пройти ваши величества – места для почетных гостей простолюдины не занимают, это одно из правил моей Арены.
– Вашей? – друзья с интересом взглянули на упитанного, абсолютно лысого атлана с толстым кольцом из усов и бородки вокруг губ – по последней караканской моде.
– Значит, есть и другие правила? – деловито поинтересовался Олаф, и глаза его загадочно блеснули.
– Немного, но имеются, – кротко поклонился бравому конунгу хозяин и добавил, точно прочтя его мысли. – И одно из них – люди не могут биться с големами.
Разочарование, сдобренное недовольством, как каша – маслом у хорошей стряпухи, сконденсировалось на хмурой физиономии отряга, да там и осталось.
– Даже почетные гости?
– Даже они.
– Даже такие, как я? – конунг многозначительно расправил плечи и положил руку на рукоять топора номер двенадцать.
– В первую очередь, такие, как вы, – атлан был мягок и нежен, как махровое полотенце, наброшенное на каменную стену.
– Это почему еще? – рыжий воин почувствовал непреклонность и насупился еще больше.
– Покупать нового голема – слишком накладно даже для такого преуспевающего аттракциона, как мой, – вздохнул и развел пухлыми руками атлан.
Олаф прикусил губу, свел брови над переносицей, размышляя над сказанным, и, наконец, удовлетворенно хмыкнул и успокоился.
– Кстати, представляю вам владельца Арены мастера Олеандра, – сколь запоздало, столь и небрежно кивнул на их нового знакомого принц.
– Неизмеримая честь для меня и моего скромного заведения, словно дождь в пустыне – удостоиться визита столь высокопоставленных особ, – склонился в неглубоком, но почтительном поклоне Олеандр.
Ахмет растроганно улыбнулся в ответ: встретить так далеко от родины человека, понимающего толк в приличной красочной речи – большая, но приятная неожиданность.
Между тем владелец приподнялся на цыпочки, поймал взгляд громилы в дверях и энергично махнул рукой. Двери распахнулись, открывая взглядам путешественников ниши с сидящими в полумраке толстяками. Народ выдохнул радостно и тонкой степенной струйкой потянулся внутрь здания, послушно оставляя свои медяки и серебро в плошках двух кассиров. Те взамен проворно рисовали на их ладонях пиктограммы рядов и мест, и счастливчики проходили дальше, освобождая дорогу другим.
Такая сверхъестественная, казалось бы, дисциплинированность – сейчас и при ожидании – очень скоро получила неожиданное объяснение. Когда тарабарский матрос попытался проскочить, не заплатив, а в ответ на замечание замахнулся на билетера ножом, один из них, не вставая, ухватил буяна за шкирку одной рукой и швырнул через головы зрителей на другой конец улицы так, как обычный человек отбросил бы банановую кожуру.
Зеваки восторженно заулюлюкали. Кассир приподнялся, поклонился невозмутимо, и снова принялся за свое дело. И только тогда друзья поняли, что это был, во-первых, не обычный, а во-вторых, не человек.
Олаф восхищенно присвистнул, и в глазах его заново вспыхнули азартные огоньки.
– Вот это и есть голем?
– Совершенно точно, ваше величество. Один из них. Самый маленький, – услужливо сообщил Олеандр. – Големы-кассиры стоят, конечно, тоже недешево, но они не прячут по карманам хозяйское серебро, не требуют платы, позволяют сэкономить на вышибалах и служат живой рекламой аттракциону. Три медяка актеру, изображающему хулигана – скромная цена за привлечение внимания.
Друзья сконфуженно почувствовали себя обманутыми, глянули на место приземления человека-банановой кожуры, но там уже никого не было. [19]
– Но голем-то все равно настоящий! – выразила всеобщую мысль Эссельте, и товарищи, предоставив сбежавшего артиста его нелегкой судьбе, приподнялись на цыпочки и с любопытством принялись разглядывать каменного монстра поверх голов оживленно гудевшей толпы.
Ростом он был едва ли выше отряга, и сделан был по подобию человека, правда, очень грузного и неказистого, но вряд ли кто-то перепутал бы его с человеком даже в темноте.
Тем более, в темноте.