Еще через пару секунд зеваки тупо заморгали, переглядываясь изумленно и дивясь, на что это они могли тут пялиться, сконфуженно пожали плечами и вернулись кто к своим делам, кто к их отсутствию.
В избушке что-то звонко грохнуло.
– Как… ты их… всё время… таскаешь… – прохрипела Сенька, наваливаясь без сил на спинку ажурного чугунного стула.
Олаф стянул с себя серафимину куртку, вытряс вежливо Кириана из волчьей безрукавки, подобрал сваленные в кучу топоры и бережно развесил их по своей персоне.
– Пожалуй, ты права… – задумчиво промычал он, поводя так и эдак плечами. – Один не сбалансирован, перетягивает… Нужно шестой подыскать – для равновесия.
– Или сразу уж еще пять, – пробрюзжал бард, взволнованно пробегая пальцами по струнам лютни и подстраивая тона и полутона, сбившиеся под касанием огромных лап воина.
– Нет смысла, – горделиво усмехнулся отряг. – Как правило, хватает четырех.
Серафима тем временем быстро прошлась по кухне, двум комнаткам, завернула в погреб, на чердак, выглянула на задний двор…
Сомнений не оставалось: в доме они были одни.
– Мастер Фикус? – потрясла она за плечи застывшего словно в ступоре лекаря. – Эй, мастер Фикус?
Атлан заморгал непонимающе, будто и впрямь был пьяным, или заснул на ходу, тряхнул головой, едва не свалившись, неуклюже поднес руки к лицу и принялся энергично растирать его.
– Где… я?.. – наконец, проговорил он и обвел вопросительным взором немудрящий интерьер и ожидающих его пробуждения спутников. – Я… мы… вы… Бабушка Груша?.. Где бабушка Груша?
– Никого нет, – коротко ответила царевна, пока не вдаваясь в подробности.
– Вы… ее напугали! Я же просил вас не приходить!.. – обвиняюще уставился на них знахарь, спохватился, ужаснулся собственной смелости, опустил глаза и спешно протараторил: – Ваше величество, ваше высочество…
– Да не было тут никакой бабушки, и дедушки тоже не было! – раздраженно звякнул лютней менестрель. – А если бы не мы, ты бы до сих пор по двору бродил как привидение!
– И ты не сказал, что мать Вишни – ведьма, – с упреком воззрился на медика Олаф.
– В…ведь…ма?.. – распахнулся настежь рот королевского лекаря. – Бабушка Г-груша?..
– А ты не знал? – поднялись домиком брови Сеньки. – Она наложила на свое крыльцо заклятье, чтобы незваные гости не ходили.
– Бабушка Груша?.. – словно оглохнув, тупо повторил знахарь. – Ведьма?..
– Да! – нетерпеливо буркнул Кириан.
– Нет! – решительно замотал головой атлан. – Нет! Что ты такое говоришь! Да она даже за лечением всегда обращалась или ко мне, или к местной ведунье!
– Может, дар не всегда проявляется в детстве или в юности? – неуверенно предположила царевна.
– Конечно, ваше высочество, я ничего не знаю о магах и их способностях… – потрясенно развел руками Фикус, – Но… я никогда не предполагал… что первые таланты у них могут заявить о себе лишь в шестьдесят восемь лет!..
– Шестьдесят восемь?! – дружно вытаращились три пары глаз. – Шестьдесят восемь?!
– А сколько тогда лет Вишне?!
Атлан коротко задумался, загибая пальцы.
– Сорок семь. А что? Это что-то меняет?
– Н-нет, абсолютно ничего… – покачала головой царевна. – Просто… когда говорили, что…
И тут новая мысль ударила в голову, словно вся коллекция топоров Олафа.
– Погоди!.. А сколько тогда лет было Дубу Третьему?!
– Сорок, ваше высочество, – всё еще не понимая, в чем суть проблемы, сообщил доктор.
– Слушай, лебедь, чего ты нам сказки рассказываешь? – подбоченившись, сердито фыркнул миннезингер. – Как дочь может быть старше отца?!
– Насчет Вишни ты это пошутил, что ли? – недобро нахмурился конунг.
– Дочь?.. Отца?.. Пошутил?.. – Фикус недоуменно сморгнул, и только тут до него дошло. – Ах, вы про это!.. Нет, конечно, нет! Вишня – дочь Дуба! Но Дуба Второго! Отца покойного короля!
– Ладно, хоть деда, лишь бы дочь, – с облегчением выдохнула Серафима и снова огляделась по сторонам, точно рассчитывая из расположения мебели и неубранной посуды на столе вычислить местонахождение неуловимой Наследницы. – И лишь бы найти…
– А заклинание она могла купить у Кизила, его мастерская всего в трех кварталах отсюда! – отметая остатки сомнений, предположил лекарь. – Правда, это недешево, совсем недешево, но он иногда дает их в рассрочку, если человек хороший знакомый и очень надо…
– Могла… – рассеянно кивнула Сенька, не отрывая глаз от корыта, доверху заваленного грязной посудой вперемешку с остатками еды.
– Груша жила не одна? – вслед за царевной принялся изучать комнату менестрель.
– Если бы у моей бабушки был такой кавардак, дед выгнал бы ее из дому, – разглядывая истоптанный пол и рассыпанную перед поддувалом плиты угольную крошку, неодобрительно произнес конунг.
– Нет, одна… Всегда… обычно… – впервые обратив внимание на беспорядок, неуверенно выдавил придворный врач. – Вишня приходила ее навещать… иногда… но… но…
– Может, старушка болела? – предположил Кириан.
– Соседи помогли бы ей! – не задумываясь, ответил атлан. – Очень добрые и внимательные люди, я сам когда-то, давно, правда, жил через два дома отсюда, я знаю! Они всегда так делали: если кому-то неможется, то принести воды, помыть пол, посуду или сварить обед их не надо было и просить!..
– Или покормить птичку… – продолжила ряд добрых дел Сенька.
– Да, конечно… – кивнул, обрадованный пониманием, знахарь, и замер. – Какую птичку?
– Голубую, – неопределенно мотнула головой куда-то вверх царевна. – Которая в клетке на чердаке.
Если бы она сама превратилась вдруг в птицу, изумление лекаря не было бы таким внезапным и полным.
– Птичку?! Голубую?! На чердаке?!
И, не дожидаясь пояснений, он с уверенностью человека, не однажды бывавшего в доме на правах близкого друга, стремительно проскользнул мимо конунга, юркнул в соседнюю комнату, из нее – в другую, откуда на крошечный чердак вела спиральная лестница, и грузно затопал по кованым ступеням наверх.
Когда маленький отряд добрался до лестницы, в проеме чердачного хода уже маячил встревоженный Фикус. В руке его была большая медная клетка. А в клетке – голубь необычного небесно-голубого цвета.
– Это он… он… он… – потрясенный до глубины души, бормотал без остановки лекарь, тряся головой, словно надеясь, что наваждение, каким бы оно ему не представлялось, от этого рассеется и сгинет.
Но, похоже, ни рассеиваться, ни пропадать морок не собирался, и потерянное бледное одутловатое лицо странным маятником качалось в полутьме чердака.
– Он – это кто? – не выдержала первой Сенька.