Ошеломленные изобилием магических терминов, единовременно вываленных на неподготовленную психику, супруги переглянулись округлившимися глазами, моргнули и потрясенно покачали головами.
Да-а-а… Настоящая магическая наука – это вам не хухры-мухры…
А тем временем с губ волшебника, увлеченного перебиранием наваленных на полках предметов, слетали все новые наименования вперемешку с изумленным хмыканьем, озадаченным мычанием, раздраженными вздохами, задумчивым поцокиванием и недоуменным прищелкиванием языка.
– Ну и что? – стараясь не спугнуть вдохновение мага, [81] как можно более нейтральным тоном вопросил Иванушка, как только специалист по волшебным наукам закончил осмотр.
– Как я и думал. Запчасти к агрегату, – хмуро и сосредоточенно сообщил Агафон. – Всё то же, что мы уже видели наверху. Кроме одного. Или одной?..
– Которой? – едва не подпрыгнула от нетерпения Сенька.
– Вот этой, – отчего-то остановился на женском роде неизвестной детали маг и ткнул пальцем в непонятную штуку, больше смахивающую на рогатый кирпич, полосами оплетенный синеватой проволокой.
– Это… раскулдыкалка? – неуверенно предположил Иванушка, припоминая ранее услышанную спецификацию.
– Не, просто штукуёвина, – авторитетно поправил маг, отчего-то указывая на вытравленные по бокам угловатые символы.
– И… чего?.. – погруженная в созерцание открывшейся им бездонной мудрости головоломной науки магии, механически задала вопрос царевна.
И тут Агафон улыбнулся – в первый раз за последние несколько часов, если не дней.
– А тот факт, Симочка, что это – единственная чебурашина из всей этой свалки, которую мы наверху не видели, тебе о чем-то говорит?
– А ты, вроде, только что говорил, что «штукуёвина»?.. – не понял Иванушка.
– Ну да. Синонимично и аналогично, – с достоинством человека, только что открывшего новый закон мирозданья, кивнул чародей и продолжил: – А это, между прочим, значит…
– Что ренегат ее не украл, а спрятал?! – едва ли не ярче угасающего светошарика загорелись очи Ивана.
– Может, конечно, и так… – осторожно пожал плечами волшебник, не разделяя оптимизма царевича. – Но я думаю, что это – запасная. Про которую эта гадская ренегадья морда не знала. И получается…
– Получается, что нам всего лишь надо догадаться, где она должна стоять… сидеть… лежать… или висеть… и каким образом… и как действует… и как включается… и запустить систему! – радостно договорила за него Серафима.
– Т-точно так… – отчего-то моментально поскучнел чародей.
– Так идем же скорей! – не замечая – или не желая замечать возможных препятствий исполнению нового плана, Иван взбежал по гулким лесенкам на погруженную во мрак площадку лаборатории Кипариса и задорно махнул рукой: – Тащи ее сюда! Начнем не мешкая!..
Первым делом Агафон погасил старый светошарик и зажег новый.
Новый отчего-то получился меньше потушенного и сиял пронзительно-синим светом, но выбирать не приходилось [82] и, в который раз за день недоуменно хмыкнув и поморщившись от головной боли, чародей принялся за работу.
Работа его и на этот раз заключалась в степенном обходе агрегата и придирчивом осмотре всей системы, но разница с прошлыми четырьмя или пятью десятками подобных туров состояла в одном: нужно было сообразить, куда же эта чебурашина, она же штукуёвина, прижатая сейчас к его груди бережно, как младенец, могла подходить.
Иван и Сенька следовали за волшебником неотступно, то и дело тыкая пальцами или восторженно сообщая, в каком, по их мнению, месту должен был располагаться рогатый кирпич. Но стоило его премудрию попытаться пристроить его туда, как тут же становилось ясно, что нужен от там не больше, чем корове аккордеон.
Треклятая штукуёвина, она же чебурашина, она же паразитская раздолбаина, как отчего-то на семнадцатой безуспешной попытке поименовал ее чародей, встраиваться в самодостаточную, казалось, систему не желала никак.
Были перепробованы и отвергнуты десятки вариантов различной степени замысловатости, и тур его премудрия с ассистентами вдоль ставшего ненавистным аппарата уже подходил к очередному бесславному концу, как вдруг взгляд его упал на сооружение из медных дуг и обручей.
Больше всего оно напоминало модель звездного неба или изысканную клетку для хомячка. [83]
С абсолютно, полностью, целиком, совершенно и стопроцентно пустой серединой.
Пожав плечами, он хотел было уже пройти мимо, как вдруг что-то тихое екнуло, пискнуло, щелкнуло в душе у чародея, и он, поддаваясь безотчетному порыву, развел свободной рукой тусклые от патины обручи, скрепленные в полюсах тонкими, обвитыми грубой красной бечевкой костями, и сунул кирпич внутрь.
Вообще-то, он хотел примериться как бы сподручнее положить его на округлое решетчатое дно, чтобы не помять чего или не зацепить ненароком рогами, но стоило паразитской раздолбаине оказаться внутри, как она, словно ожив, вырвалась из пальцев человека, необъяснимым образом повисла ровно в центре и засияла слабым зеленым светом всеми своими синими проволочками, покачиваясь и вращаясь.
Тут же, словно по команде, все трубки, трубы, трубочки и шланги, украшавшие стенные башни, вспыхнули ярким светом – зеленым, лиловым, синим, голубым – словно главная елка ВыШиМыШи под Новый год, наряженная в традиционные цвета Школы. Вязкую тишину нарушило тихое низкое гудение, будто сонный рой шерстней ворочался в гнезде.
На несколько секунд ремонтная бригада лишилась дара речи – но тут же взорвалась восторженным ором, топотом трех пар ног по гулкому медному полу и звуком ударов кулаков, выколачивающих пыль, усталость и уныние из спин товарищей.
– Если бы я услышал изнутри такие вопли, я бы уже был здесь… – едва отдышавшись, улыбаясь, как надрезанный арбуз, и оглядывая друзей ошалело-счастливым взглядом, просипел Агафон.
– Наверное, они не слышали! – выступил на защиту товарищей сияющий почище светошарика и всех шлангов вместе взятых, Иван.
– Не слышать, как мы вопили?!.. Да они там оглохли или уснули! – расхохотался его премудрие. – И свет не видели, хочешь сказать?!
– Ты же сам велел закрыть за собой дверь – во избежание, – напомнила Сенька. – Кириан вон как бросился – вперед всех! Закрыл их, наверное, еще до того, как остальные вышли!
– Все равно. Могли бы и проведать, как мы тут… – в притворной брюзгливости поджал губы маг. – Может, странные и ужасные эманации флюидов нас тут уже всех превратили пень знает во что!