Разочарования преследовали и ожесточали Максимилиана. Генрих VII, немецкие выборщики, герцог Миланский, дожи Венеции, собственный сын – все они его подвели. Может быть, он прозрел, охотясь на коз, но так или иначе ему стало ясно, что полагаться он может только на Швац и на серебро. Пока у него есть Швац, банкиры наподобие Фуггера будут к его услугам. Сойдя со скал, приободрившийся Максимилиан созвал своих банкиров в Фюссен в предгорьях Альп, чтобы снова попросить денег.
Фуггер ходил в церковь по воскресеньям, чтил семейные ценности и любил своего короля и свою страну. Но не стоит обольщаться: он был радикалом. Он отказывался верить в то, что благородное происхождение делает человека лучше всех прочих. Для него главным в человеке были интеллект, талант и умение работать. Сегодня такие взгляды общеприняты. Но тогда это было настоящее вольнодумство. Европа опиралась на кастовую систему, не менее жесткую, чем в Индии. Общество делилось на три сословия – дворян, священников и свободных простолюдинов. Каждое сословие имело собственную иерархию. Среди простолюдинов выше остальных стояли патриции [23] , за ними шли богатые купцы, наподобие Фуггеров, затем ремесленники, крестьяне и нищие. Все носили характерную одежду, все пользовались различными привилегиями и имели различные обязанности. Социальный лифт почти отсутствовал.
Фуггер не соглашался с этим. Пусть общество в целом придерживалось средневековой концепции каждого человека на своем месте, он разделял убежденность своего деда в том, что человек – творец собственной удачи. Альбрехт Дюрер и великие художники эпохи Возрождения в Италии мыслили схожим образом. То же самое верно в отношении гуманистов, писателей и философов, которые порвали с традицией и восхваляли человека, а не Бога. В 1486 году, когда Фуггеру было двадцать семь лет, Пико делла Мирандола выступил с речью о достоинстве человека. Эта речь стала манифестом гуманизма, а сам Мирандола очутился в тюрьме как еретик. В своей речи он утверждал, что человек занимает особое место среди Божьих созданий, ибо обладает свободой воли, и что свободная воля позволяет индивидам избирать собственный путь в жизни. Фуггер не был философом и вряд ли когда-либо слышал о Мирандоле. Но он был человеком своего времени, а времена меняются. Следуя велению собственной воли, он выказывал сочувствие, возможно невольное, еретическим взглядам.
Отношение Фуггера к миру помогло ему правильно оценить свои отношения с императором, увидеть их истинную суть. Это не были отношения хозяина и слуги, господина и раба. Это были отношения кредитора и должника. В подобного рода отношениях именно он, будучи кредитором, обладал полнотой власти. Титулы Максимилиана мало что значили для Фуггера. Да, Максимилиан был королем. Выборщики вручили ему державу и скипетр, а крестьяне трепетали в его присутствии. Благородные дамы прятали его сапоги и шпоры, чтобы удержать подольше при себе. Но Фуггер знал, что до тех пор, пока у него есть деньги, он, Якоб Фуггер, нужен Максимилиану, и императору придется соглашаться на его условия.
Другие банкиры откликнулись на просьбу Максимилиана о встрече, но Фуггер предпочел уклониться. Это был осознанный поступок. Он позволил прочим десять дней вести переговоры с Максимилианом, а сам оставался дома. К нему явился портной императора – Максимилиан прислал портного! – и попросил объяснений; Фуггер сказал, что бросил банкирское ремесло. Продолжая негодовать на решение Максимилиана уволить его после введения «общего пфеннига», Фуггер хотел со всем покончить. Он написал Максимилиану – мол, положение кредитора «не сулит ничего, кроме неприятностей, суеты и неблагодарности».
Несложно понять его мотивы. Он не желал полагаться на милость капризных заемщиков вроде Максимилиана, которые стоят выше закона и с легкостью раздают пустые обещания. Собственный двоюродный брат Якоба допустил такую ошибку с Максимилианом, и Фуггер, возможно, опирался на его пример. Лукас Фуггер, сын дяди Якоба и патриарх «оленьих» Фуггеров, был наиболее уважаемым коммерсантом Аугсбурга. Он вел торговые операции во Франкфурте, Нюрнберге, Венеции, Милане, Брюгге и Антверпене. Когда дела не звали его в дорогу, он исполнял обязанности члена городского совета в Аугсбурге, а также судьи и мастера гильдии. Больше всего Лукас ценил заключение сделок и соперничество с теми, кто стоял выше. В 1489 году он выделил из собственных средств кредит Максимилиану, который выступал как герцог Фландрии. Максимилиан пообещал возвратить заем за счет налоговых поступлений с фламандского города Левен. Однако жители Левена жаждали платить налоги ничуть не сильнее жителей Гента, пятью годами ранее упекших Максимилиана в тюрьму и заставивших смотреть, как убивают его спутников. Кредит был невелик, но отказ в возмещении изрядно подкосил дела Лукаса. Фуггер с братьями могли бы его спасти, но просто наблюдали сложа руки, как Лукас и его семья теряют все. В порыве ярости сын Лукаса напал на отца с ножом. Лукас, которому некогда все завидовали как счастливчику, укрылся в хижине, давным-давно принадлежавшей его деду, в родовом селе Грабен. Фуггер позднее приобрел этот дом за несколько флоринов.
Но не страх удерживал Фуггера от поездки в Фюссен. Он уклонился от встречи по тактическим соображениям. Как показали первые сделки с Зигмундом, Якоб Фуггер был искусным переговорщиком. Он знал, что Максимилиан возжелает вернуть его, особенно столкнувшись с противодействием. Другие банкиры могли предоставить императору лишь часть средств, какими располагал Фуггер, и Максимилиану понадобится его помощь, как бы ни суетились прочие. Рассуждая подобным образом, он, возможно, ожидал, что император рано или поздно смирит гордыню. Впрочем, на сей раз Якоб просчитался. Убедившись, что Максимилиан в их распоряжении, остальные банкиры начали интриговать против Фуггера, которого называли не иначе как выскочкой. В итоге император вовсе не торопился пресмыкаться перед Фуггером. Вместо этого он стал слушать тех, кто пытался очернить Якоба.
Соперники Фуггера носили имена словно из волшебной сказки – Херварт, Баумгартнер и братья Госсемброт. Последние пользовались наибольшим влиянием. Зигмунд Госсемброт был бургомистром Аугсбурга, а его брат Георг являлся казначеем при Максимилиане. Они происходили из древнего рода и ненавидели Фуггеров, посмевших вторгнуться на их территорию. Еще они жаждали получить контракт на добычу серебра и потому уговаривали Максимилиана конфисковать Фуггерау – это могло бы обанкротить Якоба. Максимилиан в конце концов послушался и вновь повелел разорвать все отношения короны с Фуггером.
У немцев есть поговорка: чтобы добиться успеха, нужен витамин В. Под последним подразумеваются Beziehungen, то есть связи. У Фуггера витамина В было в избытке, и он воспользовался своими запасами, чтобы сохранить активы. Несмотря на молодость – ему было всего тридцать, – он уже располагал рядом могущественных покровителей, которых успешно кредитовал. Первым и самым важным был епископ Бамберга, который, собственно, и продал Якобу тот участок земли, где построили Фуггерау. Епископ по-прежнему контролировал эту часть Австрии. Фуггер поведал ему о попытках Максимилиана присвоить рудники и захватить Фуггерау. Затем Якоб отправился в Саксонию, чтобы сообщить тамошнему герцогу, что, когда император завладеет Фуггерау, он, несомненно, двинется на Саксонию и попытается забрать другую плавильню, в Хоэнкирхене, то бишь во владениях герцога. Напуганные этими «покушениями» на их суверенитет, епископ и герцог Саксонский отправили послов в Инсбрук и потребовали от Максимилиана отступить. Епископ, более того, обратился к имперскому суду.