– Ну и ладно – успокаивающе произнесла Вика – Главное – все закончилось хорошо. А теперь – пошли к нашему микроавтобусу, мы вас домой отвезем.

Девушка оказалась на редкость покладистой, не стала сопротивляться и спорить, покорно дошла до транспорта, влезла внутрь и прикорнула около окна.

– Здорово он ее – негромко сказала Вика – Еще полдня – день – и все.

– Так он за это и ответит – немного мстительно ответил ей Колька – Сейчас его Герман…

– Плохо, что Герман – поморщилась Вика – Очень плохо, что Герман. Не дело смертному приводить в исполнение приговор, вынесенный призраками. Да еще и залоговый, они же его не-смерть как обеспечение договора выставили.

– Как все непросто – посетовал Колька – Я, наверное, никогда в этом всем не разберусь.

– Разберешься – вздохнула Вика – Куда ты денешься.

Герман появился минут через десять, бледный и злой. Не говоря ни слова, он полез за руль и молчал всю дорогу, спросил только у сонной девушки, куда ее отвезти.

Колька и Вика тоже помалкивали, понимая, что оперативник не настроен на обсуждение того, что произошло в лавке после их ухода.

Да Кольке было и не до того – от тряски у него снова заныл зуб, да так, что у здания отдела он из микроавтобуса даже не вылез, а выполз, причем морально сломленный и готовый пойти к врачу, если он, конечно, еще принимает в этот поздний час.

– Эк тебя скособочило – послышался старушечий голос, и из темноты переулка появилась сгорбленная невысокая фигурка с клюкой в руке – Да, крепко тебя Смутница зацепила своей дланью. Где болит-то – сверху, снизу?

– Сверху – просипел совсем уже ничего не соображающий парень, и даже не удивился, когда дряхлая на вид старушка неожиданно ловко и сильно цапнула его пальцами за лицо, за щеку, и забормотала что-то неразборчивое. Колька расслышал только пару слов, вроде как «Алатырь» и «отпусти».

Спустя полминуты челюсть свело сумасшедшей, даже по сравнению с недавней, болью, после щеку и десну как будто опалило жаром и все закончилось. В смысле – боль ушла, как будто ее и не бывало.

Колька, не веря в это, лязгнул зубами – никаких последствий.

Он уставился на старушку, которая трясла руками над цветочным газоном, гордостью Аникушки, который лично сажал в нем цветы.

– Спасибо вам, бабушка – истово сказал он – Если бы не вы…

– С чего это такая доброта? – раздался холодный голос Германа, оказывается он стоял все это время неподалеку, держа руку за отворотом куртки – Вот так, без просьбы, да еще и бесплатно?

– Да сто лет мне ваша доброта сдалась – сварливо ответила старушка – Попросили за вашего парня. Племяшка моя попросила, говорит – страдает он очень, жалко ей, вишь, этого недотепу стало. Ну, как не крути – родная кровь, сестрицы моей отродье. Собралась вот, поехала. Видать, по нраву этот бедолага ей пришелся.

– А как зовут вашу племянницу? – оживился Колька.

– Зовуткой – хмыкнула старушка и шустро скрылась в темноте.

– Вот так так! – закхекал Герман – Сдается мне, что кто-то попал в любимчики к ведьме. Ну, парень, я тебе не завидую теперь…

Вика же только с жалостью посмотрела на Кольку, который стоял и глупо улыбался, покачала головой и пошла ко входу в здание отдела.

Глава девятая
Под Москвой (начало)

Колька любил летние ночи окрепшего лета. Он с детства обожал этот особый аромат ночного города, ему нравился запах асфальта, отдающего накопленное за ночь тепло, шелест листвы, которая уже порядком припорошена пылью, но все еще бодрится, трепыхается, как бы говоря – «Хотя я и городское дерево – но все же дерево!»

Правда, в его родном Саранске по ночам было еще и тихо, а Москва никогда не спала, но и это было Кольке по душе.

Да оно и понятно – он давно уже влюбился в ночную Москву, этот город днем и ночью был абсолютно разным. Днем это была чопорная красотка, катающаяся на дорогом автомобиле и помахивающая платиновой кредиткой, ночью же она превращалась в шалую девчонку, с рюкзаком за плечами, с пирсингом в носу, в пестрой одежде и с пакетиком кокса в носке.

Так что нравились Кольке поздние возвращения домой, вот и сегодня, он, не торопясь, брел от метро, прихлебывая пиво из бутылки, с удовольствием глазел на длинноногих девчонок, которые куда-то спешили, как видно – на поиски приключений, и размышлял о грядущей вылазке в сторону Минского направления, а точнее – в одну маленькую деревушку, которая стояла в стороне от больших трасс.

Запала ему в душу ведьма по имени Людмила, ох как запала. Ночами снилась, причем сны эти были совершенно не игривые, а скорее, даже целомудренные. В них Колька с предметом своих мечтаний как правило, просто куда-то шел, болтая на ходу – когда в лес, светлый, березовый, когда – по улицам какого-то старого города, мимо деревянных домов, мимо каких-то приземистых двухэтажных особняков, украшенных мраморными львиными мордами. Что за город это был, что за лес – Колька не знал, но были эти грезы не мрачные, а напротив – светлые, после них просыпался он с легкой душой, отдохнувший даже после нескольких часов сна. И изредка даже Людмилин смех мерещился ему даже после того, как он открывал глаза.

Никому из коллег он про это не рассказывал. Не хотел. Это было только его, Колькино, и больше ничье. И вылазку в ту деревеньку он планировал втихаря, заранее зная, что узнай про это Герман или Пал Палыч – не отпустят никуда. А ему очень нужно было с Людмилой повидаться, просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы понять – надеяться ему на что или же нет? Недопонимания ситуации Колька очень не любил, это претило его жизненной позиции.

Дойдя до своего подъезда, Колька привычно тряхнул бутылкой, запустив терпко пахнущую жидкость по кругу и допил ее.

– С тобой хотят поговорить – руки Кольки – и ту, в которой была уже пустая бутылка, и другую, как будто прихватили клещами и прижали к бокам – Не надо шуметь, тебя никто не тронет. И это – бутылку отпусти.

Голос был гортанный, его владелец говорил по-русски хоть и чисто, но все равно с четко различимым акцентом.

«Звери» – пронеслось в голове Кольки – «С чего бы?»

Он никогда не имел дело с представителями закавказских республик, точнее – после одной истории на первом курсе он не собирался иметь с ними никаких дел, кроме мордобоя. Он тогда сдуру впрягся за однокурсника, Алехана Тахоева, который что-то не поделил с другими такими же детьми гор, только из соседнего тейпа и, соответственно, из другой группы. Там кто-то что-то кому-то сказал, другой ответил, помянув маму первого – и пошла заваруха.

Колька только приехал из Саранска, за своих заступиться было делом единственно правильным, а Алехан был своим – одногруппник как-никак.

В результате Колька в драке выбил пару зубов какому-то редкостно небритому нохче, который по-русски не говорил вовсе, но при этом был золотым медалистом и, несомненно, являлся будущей гордостью отечественной юриспруденции, а то и законотворчества.