Королевский оркестр, не давая остыть разгоряченным парам, после мазурки тотчас же грянул кадриль. Кавалеры и дамы, смеясь и обмахиваясь кто кружевными платочками, кто веерами, кто шляпами, построились в начальную фигуру и снова окунулись с головой в легкое кружево модного танца.
– Жаклин, ты не видела, куда подевалась Белла? – благодушно оглядывая веселящихся гостей с высоты помоста, король повернул голову к своей сестре.
– Белла? – тонкие брови герцогини задумчиво сошлись над переносицей, синие глаза забегали по кружащимся по залу пестрым парам. – Нет, в зале я ее не видела… Я ведь только что к тебе поднялась! Мы с Жеромом решили, что, несмотря на его прострел, несколько танцев мы станцевать в честь Белочки просто обязаны! Кстати, ты не видел, где Жером?
– Нет, не видел… – рассеянно отозвался Луи, не переставая ощупывать взглядом в поисках дочери фигуры и лица крутящихся вихрем дам. – А принца Агафона ты, конечно, тоже не видела?
– Нет, Лу. Хотя с его-то конституцией затеряться в толпе трудновато. Но, кажется, он говорил, что повредил ногу на турнире и не может танцевать. Так возможно, они с нашей девочкой пошли прогуляться по парку или уединились от шумного внимания в какой-нибудь ротонде или беседке.
– Разуединялись… – ворчливо хмыкнул Луи Второй, приглаживая ногтем большого пальца тонкие черные усы. – Резвый какой нашелся… вот я в его го…
– А, вон, смотри, кажется, я вижу Изабеллу! – не дослушав брата, вдруг воскликнула герцогиня.
– Где? – встрепенулся король.
– Вон она, входит в зал с улицы! Или не она?.. Платье очень похоже… Погляди, у тебя глаз острее!
Король крякнул сконфуженно – садящееся на закате жизни зрение было одной из самых больных тем лучшего стрелка королевства, прищурился, пытаясь разглядеть в размытом пятне лица дамы в самом дальнем конце зала знакомые черты дочери…
– Сделай одолжение, сходи, приведи ее сюда, Жаки. Мне ей пару слов сказать надо, пока ее воздыхателя рядом нет, – сделал вид, что узнал входящую и попросил сестру король.
– Конечно, Лу, милый, – ласково улыбнулась тетушка принцессы, приподняла платье и легко побежала вниз по голубым мраморным ступеням.
Грета, слегка пристукивая от волнения и страха зубами, сделала глубокий вдох и нырнула в ярко освещенный бальный зал, словно в омут с головой.
Откуда-то с антресолей гремела музыка. В привыкшие к полутьме двора глаза настырно и больно бил яркий свет тысяч огромных свечей, в изобилии рассыпанных по люстрам и подсвечникам на стенах и отраженный в огромных, от пола до потолка, зеркалах. Натертый паркет под ногами так и норовил коварно ускользнуть. В сумасшедшей круговерти тут и там проносились десятки, если не сотни пестрых, как цветы на поляне, пар…
Где Лес?
Всего-то, что ей хотелось – увидеть его хоть краешком глаза, посмотреть на него, на его шикарный придворный костюм, на его смеющиеся нахальные глаза, на его глупую от счастья рожу… чтоб ему повылазило… обманщику…
Может быть, она даже окликнет его.
Спросит, как его здоровье. Как самочувствие. Как невеста. Не выел ли ему еще стыд бессовестные очи…
Нет.
Только не последнее.
Она обещала.
Она поклялась.
Надо быть благоразумной.
Если она его любит – надо позволить быть ему счастливым.
Пусть с другой.
Пусть она будет с ним только ради его титула…
Какого титула?!
У него нет никакого титула!!! Он – никто! Он лесоруб из Лиственки! И обман, рано или поздно, всё равно раскроется! Так пусть лучше сейчас, чем когда у них будут внуки!..
Нет.
Она обещала.
Она поклялась.
Агафон стоит у входа и смотрит на нее.
Она не может обмануть его доверие.
Она же не Лес – наобещать с три короба и бросить ради какой-то… какой-то… прости, Господи… принцессы!
Нет, конечно, прямо он ей ничего не обещал, но между строк-то почти открытым текстом говорилось, что обещает! Или пообещает скоро!..
Ну, и ладно.
Ну, и не очень-то он мне такой враль нужен.
То есть, совсем не нужен.
Ни капельки.
Ни крошечки.
Он меня не достоин.
Пусть проваливает к своей этой… мымре разнаряженной.
Он сам этого захотел.
В благородные.
В рыцари.
В знать его поперло.
В калашный ряд.
Вот пусть и получает, чего желал. Пусть перед внуками ему будет стыдно!
Так ему и надо.
А я просто на него посмотрю… со смыслом… многозначительно… вот так…
– Мадемуазель что-то жаждет мне сказать? – неуверенно проговорил сухопарый дворянин с бокалом шантоньского в руке, обожженный, как перегретым глинтвейном, палящим взглядом незнакомки.
– Ой… – застигнутая врасплох на самом интересном месте внутреннего монолога, стушевалась и прикрыла лицо ладошками Грета.
Музыка внезапно кончилась, и пары, разбив в один миг замысловатый рисунок танца, принялись довольно улыбаться и раскланиваться друг с другом и с соседями.
– Нет, ничего… Идите, идите… я не про вас… – сконфуженно забормотала девушка, втягивая голову в плечи и пряча наполнившиеся вдруг слезами глаза.
– Как прикажете, мадам… – нервно улыбнулся сухопарый и, расплескивая на спины оказавшихся рядом гостей напиток, поспешно нырнул в толпу.
Грета забыла о нем в ту же секунду и двинулась вперед, лавируя между смеющимися гостями и снующими между ними лакеями с подносами прохладительных напитков.
Ну. Вот. Где. Он. Может. Быть?!..
Обводя на всякий случай скользящие мимо нее фигуры пытливым взглядом, герцогиня Жаклин упорно двигалась в ту сторону, где заметила свою племянницу.
По крайней мере, девушку в похожем платье и с таким же цветом волос.
Ох, старость не радость, как гласит народная мудрость… Надо бы заказать у придворного знахаря очки в модной роговой оправе, но это значит признать свой возраст, и то, что бабушкой, несмотря на все старания знахарок и травниц, ее будет скоро называть не только сын племянника, но и все окружающие…
Да где же наша Белочка, куда вот сбежала, самовольная девчонка, с официального мероприятия, да еще в ее честь?..
Синее платье, малиновые рукава, каштановые волосы…
Где же она? Сверху я, вроде, ее видела… Неужели ее здесь…
Да вот же она!..
– …Где же он?.. Неужели его здесь…
Грета споткнулась.