Как и было обговорено ранее, Грета снова обхватила Агафона рукой за шею, Лесли замер за косяком с поднятым топором, и теперь настал черед принцессы вступать в активные боевые действия.
Она вызвалась на это сама. Она сказала, что сможет. Значит, она должна.
Взвесив в руке кусочек репы размером с лесной орех, Изабелла прищурилась, прицелилась в спину того бугня, что справа…
Недолет.
С чувством промолвив про себя [21] слова, которые принцессам знать не полагалось, она оторвала зубами от репы второй кусок, чуть покрупнее, выплюнула, примерилась, прицелилась… Снаряд ушел вбок по замысловатой крученой траектории, едва не задев по макушке левого бугня.
Еще кусок, новый прицел…
Если бы ее задачей было попасть в де Шене, на этот раз ее высочество справилась бы великолепно.
От мягкого удара в ухо глаза шевалье, залитые кровью из раны на лбу, приоткрылись чуть-чуть… и тут же распахнулись – шире некуда: в нескольких шагах от него, в дверном проеме стоял людоед и держал герцогиню Туазо, да еще в таком виде!..
И тут же другая пара глаз – черных, хищных, пытливых – вперилась в его лицо.
– Человек мужик… – начал было высказывать недоумение Гнннр по поводу выражения физиономии своей жертвы, повернулся, чтобы проследить за ее взглядом – и замер.
– Что Гнннр говорить? – рассеянно оторвался от подсчитывания выигрыша Грррм.
– Гнннр говорить, Грррм человек-мужик покараулить, Гнннр… на двор пойти.
– А-а-а… – снисходительно хмыкнул бугень. – Прорвать вас сегодня, что ли… Семирука съесть?
– Сам семирук вонючий, – походя вернул любезность товарищ, торопливо выкарабкиваясь из-за скамьи.
– Кто семирук вонючий?… – зависла лапа Грррма над россыпью вновь обретенных украшений. Партнер его, не обращая внимания на провокационный вопрос, шагнул к двери.
– Грррм говорить, кто тут семирук вонючий?! – разгневанно рявкнул бугень, давая понять, что вопрос из риторического быстро превращался в экзистенциальный.
Не дожидаясь ответа, он ловко перебросил ноги через скамейку, кинулся за удаляющимся приятелем и яростно рванул его за плечо, разворачивая к себе вполоборота, когда тот уже переступал порог.
– Кто семирук?…
Опустившийся подобно гильотине топор Лесли просвистел у самого уха людоеда и ударил его по не захваченному Грррмом плечу. Люди содрогнулись от звука стали, встретившейся с плотью, бугень охнул… [22] И здоровая рука его, на лету сжимаясь в кулак, моментально выметнулась к лицу дровосека, с честью опровергая первый постулат небрежного наблюдения. Отброшенный зубодробительным ударом, Лесли кубарем отлетел на несколько метров вместе с топором, впечатался головой в стену и обмяк.
Что было дальше – понять не успели не только его ошеломленные товарищи, но и сам бугень вместе со своей прославленной молниеносной реакцией.
Рука Агафона, словно зажив отдельной от всего остального студента жизнью, вырвала из кармана вместе с куском ткани палочку и яростно ткнула взбешенного Гнннра прямо в морду. Раздался мелодичный перезвон серебряных колокольчиков; розовая пыль, разметаемая радужными крыльями, клубами взлетела к потолку, пугая и окрашивая застигнутых врасплох пауков… А когда пропала – будто в воздухе растворилась – то поперек дверного проема вместо разъяренного бугня лежала большущая сине-зеленая склизкая туша, украшенная беспорядочным сплетеньем толстых руко– и ногощупалец, среди которых, подобно одуванчикам на свалке, выглядывали на волосатых ниточках желтые глаза.
И воняла.
– Гнусь! – с отвращением скривился оставшийся бугень и, в подтверждение тезиса второго, обвел сверлящим взором застывших по ту сторону семирука людей, после всплеска магии фей растерявших все личины. – Кто гнусь в дом притащить? Человек мужик?
Взгляд его задержался на бледной физиономии школяра, и осознание несколько иного рода медленно озарило перекошенную гневом зеленую морду.
– А кто человек мужик в дом притащить? – сладким голоском пчелы над неучтенной бочкой меда вопросил Грррм. После того же, как до мозга бугня дошла и остальная информация, передаваемая восторженно не верящими себе глазами, злобная еще секунду назад рожа осветилась умильной радостью.
– …и человек женщина, две штуки?…
И, брезгливо подвинув ногой тушу слабо шевелящегося семирука, Грррм вытянул из ножен кинжал, похожий больше на короткий меч, и повелительно ткнул им в сторону кухни:
– Все туда идти. К завтраку успеть.
К чьему завтраку должны были успевать люди, двоетолков ни у кого не возникло.
– Бегите!!! – выкрикнул Агафон девушкам, вскинул палочку, лихорадочно вспоминая хоть какое-нибудь заклинание, которое можно было бы применить в подобном случае, и даже почти вспомнил, но легкий презрительный удар могучего зеленого кулака сбил его с ног и отправил кувырком по коридору.
– Не злить Грррм! Чучело! – оскалив клыки, двинулся к нему бугень.
– От чучела слышу… – сквозь стиснутые зубы прошипел чародей, вскинул палочку и выпалил короткое фейское заклинание на трансформацию мыши в лошадь.
Струя серебряных искр попала людоеду в голову с расстояния в полметра. После этого спасения быть не могло. Для Агафона. От зеленого чудовища на двух копытах, ростом с гарцующего жеребца и с головой и хвостом исполинской мыши.
Исступленно пропищав и хлестнув себя метровым хвостом, монстр отшвырнул кинжал и обрушился на студента. Волшебник кинулся вбок, но огромная зеленая туша шмякнулась ему на ноги так, что кости, казалось, захрустели, и когтистая лапа вцепилась в плечо, заставляя завыть от боли и выронить палочку. Агафон дернулся вправо, влево, пытаясь вырваться, вывернуться, выскользнуть из яростной хватки, но могучие пальцы чудовища не давали ему сдвинуться и на десяток сантиметров без того, чтобы не лишиться руки. Еще один мощный рывок – теперь уже бугня – и белое от отчаяния и ужаса лицо чародея оказалось перед оскаленной пастью новоиспеченной конемыши. Полный ненависти взгляд – и удар головой об каменный пол, такой, что искры серебристые из глаз посыпались – без всякого фейства…
Краем заполошно зазвеневшего уха маг слышал, как будто кто-то где-то то ли закричал, то ли зарычал… И то ли чудилось ему, то ли виделось сверкающее над головой людоеда лезвие длинного кинжала, похожего, скорее, на короткий меч… И утробный смех монстра отдавался хтоническим эхом в гудящей голове – кто же в здравом уме надеется пробить куртку из земураговой шкуры ножом…