Существо моргнуло янтарными плошками-глазищами размером с абрикосы, пискнуло пронзительно – словно гвоздем по стеклу чиркнули, метнулось в открытый лесорубом проход и исчезло во мраке за спинами людей, обдав их воздушной волной со слабым гнилостным запахом.
– Ч-что… эт…то? – слабо шепнула принцесса, сползая по стене.
– Я ж-же… г-говорю… н-не ф-филин… – победно прозаикалась в ответ дочка бондаря.
– Что это было, маг? – нервно нахмурился шевалье.
– Это… – Агафон порылся в анналах памяти и быстро извлек подходящую статью из прошлогоднего курса монстрологии. – Это грабастик. Эндемик Веселого леса.
– От слова «гроб»? – замогильным голосом уточнил Лесли, выставив перед собой топор и настороженно пожирая глазами плотный мрак подземного хода.
– Нет, что ты, – сделал вид, что весело улыбнулся чародей. – От слова «заграбастать». Или «грабить». Мнения монстрологов по поводу энтомологии ономастики этого топонима расходятся.
Уловив из всей речи только «мнения расходятся», дровосек сурово буркнул «Чего еще от них ждать» и с утроенной яростью накинулся на недобитый кустарник – только ветки полетели.
– Никогда таких не видел, – впечатленный мимолетным явлением, покачал головой де Шене и двинулся вперед – оттаскивать с пути нарубленную Лесли растительность.
– А они больше нигде и не живут, – поспешил успокоить его и дам – но большей частью себя – Агафон. – Их привлекают так называемые «места силы», мощные магические поля. Ведут ночной образ жизни. Вьют гнезда в дуплах высоких деревьев. [5] Линяют в ноябре и апреле. Питаются магией…
– Это радует… – пробормотала принцесса.
– …а также листьями, травой, цветами там всякими… тоже…
– Как кролики, что ли? – уточнила Грета.
– Н-ну, да. Кролики. Только воздушные, – с облегчением подхватил идею студиозус, скудные познания которого в области летающей фауны Веселого леса закончились еще четыре предложения назад. – В общем, опасаться тут совсем нечего. Летают – и пусть себе. Ерунда. Мухи. Только в шерсти. Отмахнуться и забыть. И вообще, не волнуйтесь. В этой части леса нет ничего страшнее сих безобидных зверюшек. Факт, доказанный науч… Фу!.. какая вонь…
Его премудрие раздраженно прервал популяризацию своих представлений о летучей фауне Веселого леса, полученных в прошлом году во время ночной заготовки шпаргалок к утреннему экзамену, и махнул рукой перед сморщенным, как прошлогодняя морковка, носом. Пальцы его ударились о нечто теплое и пушистое, примостившееся в районе плеча. Рука чародея замерла. Рот приоткрылся – кричать, или уже поздно?… Глаза выкатились из орбит и попытались заглянуть за ухо…
– Действительно, запахло очень скверно, – брезгливо изрекла ее высочество, бесплодно вглядываясь во тьму в поисках неожиданного источника смрада…
И тут над плечом Агафона вспыхнули желтым огнем две абрикосины.
При первых же нотах душераздирающего вокала двух женских голосов и одного мужского дровосек подскочил, выронил топор, метнулся в недорубленный кустарник, не прорвался, отброшенный спружинившими ветками качнулся назад, спотыкнулся о шевалье, повалился, увлекая за собой соперника.
Агафон шарахнулся вправо, влево, вопя, что было сил, на ходу вырвал из кармана волшебную палочку и яростно ткнул в то место, где только что сидела проклятая тварь… И где теперь каким-то чудом – или злым колдовством не иначе как самого Гавара – оказался лоб принцессы.
Заглядывать ей под косу, чтобы проверить, верно ли старинные стихи описывают сказочную деву – красоту ненаглядную, он так и не решился, да и попробовал бы он только… ибо ярче горящей во лбу звезды пылали только глаза Изабеллы – нездешним человекоубийственным огнем.
– Да как!!!.. Ты!!!.. Посмел!!!..
Его премудрие тихо заскулил, схватился за голову и попытался вжаться в стену.
Грабастик, сделавший свое черное дело и оставивший на прощанье три длинные царапины на щеке от своих когтей и еще пять коротких – от ногтей принцессиных, благополучно пропал. Но богатейшая подборка эпитетов в адрес всех идиотских колдунов и их не менее дурацких палочек уносились во тьму, освещаемую теперь золотистым светом, еще минут пять – пока злополучная звезда не вспыхнула радужными искрами, доведя принцессу до истерики, [6] и не погасла совсем.
А еще через пять минут последняя поросль, отделяющая их от воли и ночи, была вырублена под самый корешок, и люди сделали первые шаги наружу, полной грудью вдыхая ночной воздух, напоенный терпким предчувствием грядущего дождя. Тоскливый пронзительный вой, внезапно зародившийся где-то слева и словно прожигающий насквозь длинными ледяными иглами ужаса душу, приветствовал их возвращение на поверхность. Агафон вздрогнул, споткнулся об обрубок и повалился вперед, в последний миг ухватившись за руку Леса. Над головой его тут же свистнул топор и посыпались сбитые листья и мелкие прутики.
– Ты чего?!.. – возмущенно воскликнул маг.
– П-под н-ноги с-смотреть н-надо! – старательно делая вид, что не пытался только что убить неведомое чудище, прыгнувшее ему на спину, дровосек сконфуженно рявкнул через плечо. Его премудрие ответить не решился из опасения откусить себе язык тихо выстукивающими чечетку зубами.
– К-кто это? – пискнула за его спиной дочка бондаря.
– К-то-то большой и голодный, – довольно точно определил студиозус.
– Я… так и подумала… отчего-то… – сипло прошептала Грета.
– А чем он п-питается? – поинтересовалась Изабелла.
– Листьями, травой и цветами? – невинно предположил замыкающий процессию Люсьен. Молчание самых различных оттенков было ему ответом.
Поверженные ветви мягко пружинили под ногами, скалясь тут и там культяпками стволиков и распространяя аромат свежесрубленного дерева и мятых листьев. Густая зелень, нависавшая над их головами подобием низкого свода, шелестела и колыхалась под прикосновением отводящих ее в стороны рук. Осторожно ступая и придерживая ветки, мстительно норовящие хлестнуть по глазам, люди молча пробирались к выходу из живого тоннеля, и дыхание их сбивалось и рвалось, не попадая в такт бешено молотившимся сердцам.
Пройдя еще несколько шагов по коридору, вырубленному Лесли в кустарнике, спасатели неожиданно выступили на открытое пространство – и ахнули.
Перед ними, затопленная призрачно-матовым лунным светом, простиралась вытянутая веретеном долина, окруженная со всех сторон непроницаемой стеной леса. А в самом конце ее, облитая, как глазурью, холодным сиянием ночного светила, пугающая и давящая, возвышалась темная громада замка.