Алиса открыла дверь большого стеклянного шкафа, внутри вспыхнул свет, и я поняла: это что-то вроде томографа, внутри видна труба.
– Включу вам музычку, – чирикала Алиса. – Какую вы предпочитаете? Или лучше аудиокнигу? У нас есть роман, не помню, какого автора, его все прямо обожают! Детектив! Поиск преступника.
– Лучше тихую мелодию, – попросила я.
Алиса подошла к столу и начала рыться в коробке.
– Давно никто музыку не просил. А! На этом диске написано: «Тихая». Прямо ваш заказ. Если станет не по себе, кричите, я буду за дверью караулить. Внутри капсулы переговорное устройство, у меня вот такая штученька, из нее ваш голосок будет доноситься. Ох! Чуть не забыла. Не шевелитесь во время сеанса, иначе может не получиться нужный результат. Ну, вперед, червячок мой.
Алиса впихнула кушетку внутрь трубы и захлопнула дверь. Воцарилась тишина. Через секунду до моего слуха донеслось мерное гудение и чьи-то крепкие пальцы схватили мои запястья и щиколотки. Я посмотрела на руки и увидела, что они прикреплены к лежанке чем-то вроде наручников, но не железных, а кожаных.
– Добрый день, – произнес вкрадчивый женский голос.
Я поняла, что со мной общается какая-то сотрудница салона, решившая проверить мое самочувствие, и поздоровалась.
– Муза Петровна, – медленно продолжал голос.
– Таня, – представилась я.
– Тихая, – вкрадчиво прозвучало в капсуле, – кандидат наук, доцент кафедры выживания человека в экстремальных условиях современного социума.
– Таня, просто Таня, – повторила я, – Сергеева.
– Аудиолекция номер семь, – после краткой паузы продолжила Муза Петровна, – как выжить среднему медперсоналу при общении с пациентами клиник пластической хирургии и спа-салонов.
И тут только до меня дошло! Я беседую с записью. Слово «Тихая» на диске, который включила Алиса, означало не приятную для слуха музыку, это фамилия лектора. Я прикрыла глаза. Спать нельзя. Если задам храпака, потом проснусь с больной головой. Очень хорошо, что косметолог перепутала диски.
В капсуле что-то загудело, присоски начали тихонечко двигаться. Я расслабилась, закрыла глаза и стала слушать лекцию Музы Петровны Тихой.
– Первое, что вам надо запомнить, – вещала Муза Петровна, – существо, которое вы видите перед собой в кабинете, не человек. Мама, папа, бабушка, дедушка, брат, сестра, муж – это люди, а то, что вошло в рабочую комнату, – клиент, пациент, но никак не человек. Врача пациент боится, поэтому вся его агрессия выльется на средний медперсонал. Это вы виноваты, что клиент нажрал задницу размером с коня на памятнике царю Александру Третьему. Это медсестра повинна, что у вздорной бабенки, которая сидит в процедурной, комплекс неполноценности высотой с Килиманджаро, от которого дурочка пытается избавиться, вшив себе импланты седьмого размера. Это на бедную девушку в белом халате налетит с претензией пенсионерка, у которой после лазерной процедуры морщины не исчезли. Доктор спрячется в ординаторской, а вам навоз раскидывать.
Гудение сменилось щелчками, присоски стали подпрыгивать, я ойкнула. Не очень приятно они щиплются, но ради красоты можно потерпеть. А Муза Петровна вещала дальше:
– Вам хочется сказать: «Клиенты! Идите отсюда на фиг. Никакие импланты не приведут к вам мужа. Не в маленьких сиськах дело, а в отсутствии у вас мозга и воспитания. Но мы получаем в клинике зарплату, а в стране безработица. Поэтому клиенту-пациенту надо угождать. Не хочется? Вспомни, что мыть туалеты на Казанском вокзале намного хуже, чем работать в клинике. Не помогает? Думай, что в кабинет пришло портмоне, ты ему потрафила, и оно денежку выплюнуло. Не пришлась медсестра кошельку по душе? Фиг тебе, сиди без новых туфель. Итак. Если хочется назвать существо на приеме дурой, козой, овцой, балдой, бабкой всех самаркандских верблюдов, жирной тушей, то сразу прикуси язык. Из чувства самосохранения. За это выгонят. Есть чудная методика, помогающая в подобных случаях. Именуй клиента: зайчик, котик, мышечка, фазанчик, кроличек. Подумай, на какое животное этот ходячий ужас похож, придумай уменьшительно-ласкательное прозвище и сюсюкай. Порой приходится весь зоопарк перебрать, пока нужное найдешь, но это того стоит. Злость растает, ты развеселишься. Клиент, дурень, улыбается, услышав «зайчик», думает, ты с ним нежничаешь. Невдомек идиоту, что он кликуху за свои кривые, тощие, волосатые ноги получил!
В капсуле что-то зазвенело, присоски начали щипаться с вывертом, мне стало ощутимо больнее, но я слушала лекцию, открыв рот.
Муза Петровна повысила голос:
– Научитесь никогда не говорить клиенту правду! Какая от нее польза? «Ах, скажите, я хорошо после массажа выгляжу?» «Нет! Как была мятая тряпка, так ею и осталась. Только дуры по шесть тысяч рублей за жмаканье лица чужими руками платят». И что? Кому от вашей честности хорошо будет? Уж точно не вам! Как разговаривать с цыпленочком-крокодильчиком? Краткие примеры. Входит лапушка после круговой подтяжки, говорит: «Узнаете? Я Иванова». Ваше первое желание заявить: «Вау! Вам теперь лучше ходить с бейджиком. Чего-чего, а опознать вас нет шансов». Но мы говорим: «О! Вам сделали максимально естественный лифтинг». Видите последствия неудачной ринопластики? Да я бы сама хотела произнести: «Мамочка! Выглядите так, будто вас мордой о стол возили». Но нет, нет, нет. Говорим: «Прекрасно. Ваш прелестный носик примет нужную форму через три месяца. Он должен осесть и укрепиться». За это время слоненок-поросенок привыкнет к своему новому хоботу-пятачку и перестанет взвизгивать от страха, глядя в зеркало, будет считать, что он прекрасен. Общаетесь с верблюжонком-теленком, у которого второй, третий, четвертый подбородок? Хочется назвать его пеликаном? Но нет, нет, нет. Улыбаемся и заявляем: «У вас генетически тяжелая нижняя челюсть, она придает вам вид уверенного в себе человека».
Резкая боль в районе груди заставила меня взвизгнуть. Я посмотрела вниз и оцепенела. Присоски, выстроившись треугольником, быстро ползли к моей шее. Муза Петровна продолжала вещать, но я перестала ее слушать и приказала резиновым кругляшам:
– Эй, остановитесь.
Оранжевые присоски ускорили шаг.
– С ума сошли? – закричала я, видя, как они резво подбираются к моему подбородку. – Живот внизу, жир там!
Батальон нападающих остановился. Я выдохнула.
– Не забывайте приказывать гусенку-лягушонку не двигаться во время процедуры, – ворвался в ухо речитатив Тихой, – если что пойдет не так, сломается аппарат, клиента дернет током, случайно намажете ему волосы не протеиновой маской, а кремом для эпиляции, и шевелюра, упс, растает, не кричите: «Мама! Это я виновата!» Нет! Нет! Нет! Это он сам идиот! Шевелился во время сеанса. Вы же его предупредили: «Не надо!» А он ступил! Вертелся, чесался, пить просил, пукал, чихал, вот пусть теперь и рассекает лысым, сам виноват.
Что-то мягкое прыгнуло мне на губы и ущипнуло. Я сообразила, что присоски добрались до лица, хотела закричать, но не смогла даже пискнуть. Резиновые присоски плясали на моих щеках, носу, на шее, а по животу кто-то бил теннисным мячом. Я вертелась, как червяк, который сообразил, что его сейчас насадят на крючок, но фиксированные руки-ноги не давали свободы маневрам.