– Как?
– Прогонять, как надоевшее животное. Я не кошка. Скажи!
– Ты не кошка, – повторил Филипп, – у кошки четыре лапы и хвост. У тебя две ноги и хвоста нет. Не мешай.
Лаура всхлипнула.
– Ты меня разлюбил!
– Нет.
– Значит, еще любишь, – обрадовалась управляющая.
– Нет.
– Ответь нормально. Ты меня не разлюбил, но ты меня не любишь. Как это понимать?
– Как сказано. Я тебя не люблю. И не разлюбил, потому что никогда не любил.
– Что? – возмутилась Лаура. – Вспомни нашу поездку в Италию! Мы были как Ромео и Джульетта.
– Ей было тринадцать, а тебе круто больше, – засмеялся Филипп, – отстань.
– Но я… – начала Лаура.
– Заткнись! – приказал собеседник. – Если хочешь сохранить наши хорошие отношения и свой доход, захлопни пасть. Я могу быть другом, а могу и на … послать. Как стану относиться к тебе, зависит исключительно от твоего поведения.
Раздалось цоканье каблуков, потом хлопок двери, управляющая ушла. Филипп рассмеялся, послышался звук шагов, шорох. Я чуть-чуть раздвинула вешалки и увидела широколицего мужика, он стукнул ладонью по тупиковой стене коридора, и почти сразу перед ним возникла полоска тусклого света, она стала расширяться, я поняла, что в глухой стене есть дверь. Филипп двинулся вперед, дверь закрылась. Я выбралась из укрытия и, включив в айфоне фонарик, начала внимательно изучать место, где, как мне вначале казалось, заканчивался коридор.
Минут через пять мне удалось обнаружить кирпич, который при нажатии уходил в стену, обнажая небольшую нишу. В ней справа горела крохотная красная лампочка и был виден терминал, куда надо вставлять карточку-пропуск. Я сфотографировала «замочную скважину», вернула камень на место, вышла в торговый зал и налетела на старшую продавщицу Марианну, которая незамедлительно принялась отчитывать меня:
– Где шляешься? В кабинках шмотья горы! Покупательницы жалуются, что им вещи мешают. Уволю!
Я прикинулась испуганной.
– Ой! Не надо! Мне очень работа нужна. Честное слово, я бегала к кладовщику, относила вешалки, и сразу стала коридор мыть, отдраила его до блеска.
– Вот теперь точно за дверь выставлю, – объявила девушка.
– За что? – всхлипнула я.
– Врать не надо. В коридоре ты не была, я только что оттуда, пол сухой. И грязный, – отрезала вредная начальница.
Я показала рукой налево.
– Там посмотрите, пол сверкает.
Марианна уперла руки в боки.
– Молодец. Утром чем меня слушала?
Я шмыгнула носом.
– Ушами.
– Ногами, – передразнила меня продавщица, – я сказала четко и ясно: моешь полы только до этого коридора. Дальше не шастай.
– Почему? – удивилась я. – Там пыли полно было! Кронштейн с вешалками стоит, еще платья запачкаются.
– Лаура приказала то помещение не убирать, – неожиданно мирно объяснила Марианна. – Надеюсь, ты вещи не трогала?
Я прикинулась полной идиоткой.
– Не-а. А надо было?
Марианна закатила глаза.
– Боже, на какой грядке растут такие кадры? Там шмотье, которое Лаура для випов подобрала. Тряпки специально подальше откатили, чтобы кто-нибудь из дур-продавщиц их кошкам с улицы не продал. У нас среди випов много знаменитостей, им лучшее из каждой закупки отваливают.
– Машка! – крикнул кто-то из зала. – Подойди.
Противная девица поморщилась и пошла на зов, возмущаясь:
– Людмила! Я не Машка! Я не из деревни. Меня зовут Марианна!
– Так и хочется ей вмазать, да? – спросил тоненький голосок.
Я повернулась и увидела худенькую женщину с туго набитым черным мешком для мусора в руках.
– Машка противная, – продолжала она, – ты новая уборщица?
– Да. Таня, – представилась я.
– Роза, – улыбнулась тетушка, – гладильщица.
– Давайте выброшу мусор, – предложила я и потянулась к пакету.
Роза засмеялась.
– Там вещи.
– Платья? – спросила я.
Гладильщица развязала узел, стягивающий горловину мешка.
– Вот.
– Все скомканы, – удивилась я, – кое-как запихнуты. Думала, дорогие красивые наряды возят иначе.
– Ты никогда прежде в магазине не работала? – предположила Роза.
Я начала переминаться с ноги на ногу.
– Это первый опыт. Мне понравилось. Вот смотри, что покупательницы дали.
Я полезла в карман и вытащила приготовленные, ждущие своего часа две тысячные купюры.
– Вечером сдам их Марианне. Пока не отдала, может, меня еще денежками угостят.
В глазах Розы мелькнула тень зависти.
– Повезло тебе.
– Да, – кивнула я, – одной тетке помогла платья застегивать, а другой вещи приносила, консультант куда-то смылась.
– Мне никогда ничего не перепадает, – грустно протянула Роза, – машу весь день утюгом, в зале не показываюсь. Вчера видела в булочной коробку конфет с орешками. Тысячу стоит. А где ее взять? У меня после оплаты коммуналки едва на жизнь остается. Забери деньги себе, не неси Марианне, у нее и так жизнь сырная-жирная. Она сюда, как ты, уборщицей нанялась и за пять месяцев карьеру сделала.
– Вот бы мне так, – ахнула я.
– Ну, если готова со всеми начальниками в кабинетах запираться в любое время, когда им приспичит, то флаг тебе в руки, – фыркнула Роза.
– Ой, нет, – поежилась я.
– Я тоже брезгливая, – кивнула Роза, – значит, бегать тебе со шваброй, а мне утюгом размахивать, и никогда нам больших денег не заработать.
Я протянула Розе тысячу:
– Держи.
– За что? – поразилась она.
– Ты единственный человек, который мне сегодня козью морду не состроил, – объяснила я, – несправедливо получается, я сразу две штуки в первый день работы огребла, а ты тут давно и ничего не имеешь. Господь велел делиться.
Роза взяла ассигнацию.
– Спасибо. А ты единственная, кто со мной чаевыми поделился. Давай попьем кофейку? У меня вафельный торт есть.
– С удовольствием, но Марианна увидит, что меня нет, и уволит, – грустно сказала я.
Роза приложила палец к губам:
– Тсс! Я скажу, что надо лейблы пришивать, и Машка тебя ко мне отправит часа на три.
Я изобразила непонимание.
– Лейблы? Это что такое?
Роза засмеялась.