– Щас! Давайте всем родичам мерзавцев хоромы с балконами отпишем. Да у нас лучшие сотрудники сто лет в очереди на коммуналку стоят.
Анна Сергеевна взяла свой новый паспорт, свидетельство о рождении внучки и исчезла. Где она жила, что с ней дальше было, Юрий Петрович понятия не имеет.
– Зато мы знаем, – пробубнил Крапивин, – старуха умерла, Галина поступила в институт, встретила Валентина, благополучно вышла замуж и влилась в приличную семью Моисеенко. Думаю, Валентин и его родители понятия не имели, чьей дочерью является Галочка.
– Но трофеи были, продав их, Валентин Петрович построил процветающую ныне клинику, – сказала я. – Добытая Эдитой информация меняет все дело. Сколько жертв было у Раскольниковых?
– Тридцать девять, – тут же сообщила Булочкина.
Валерий присвистнул.
– Все семейные? – помрачнела я. – У них остались мужья, дети?
– У тридцати двух да, – ответила Эдя. – Предвидя следующий вопрос, сразу скажу: в живых осталось пятьдесят семь близких убитых Раскольниковыми женщин, двадцать четыре из них живут в Москве, остальные распылены по разным городам и странам.
– Надо проверить каждого, – напряженным голосом подхватила Аня, – один из них мог узнать правду, выяснить, кто такая Галина Сергеевна Моисеенко, решил ей отомстить и похитить Гортензию. До сих пор нам было непонятно, каков мотив похищения, если оно, конечно, имело место. Но если Горти не убежала, а ее украли, то вырисовывается месть. Татьяна, а что вы узнали в «Ласке»?
Я посмотрела на часы.
– Время позднее, поэтому буду краткой. По сути, лавка – стоковый центр. Хозяин закупает за границей нераспроданный товар, который приходит упакованным в тюки. На месте платья-брюки-блузки отпаривают, делают при необходимости мелкий ремонт. Если на вещах есть ярлыки с европейскими надписями, что-нибудь французско-итальянско-немецко-английское, их оставляют. Ежели там иероглифы, то фирменные знаки срезают, на их место пришивают ярлыки со словом: «Allgvissimo». Есть ли такая фирма в реальности, или она плод фантазии Филиппа Несмеянова, понятия не имею. Гладильщица Роза сказала, что устраивать в магазине вечеринку никто не станет. Там просто места нет. Каждый сантиметр занят, складские помещения крохотные, в торговом зале не протолкнуться, везде установлены примерочные кабины. Комнаты отдыха для продавцов нет, кухня отсутствует, раздевалка тоже. Есть два коридора. В одном на стене висят крючки, на них сотрудники вешают верхнюю одежду, и там же, подстелив под ноги газету, можно переобуться. А во втором, тупиковом, ходить запрещено, в нем стоит кронштейн со шмотками для ВИП-клиентов, которых дурят почем зря. Я сама сегодня пришила на дешевые платья ярлыки от Шанель, Гуччи, Диор и Прада. Но не из-за подделок в тупик велено не заглядывать. Там есть дверь с запрещающей открывать ее табличкой. За створкой другой коридор, и опять вешалки с вульгарными платьями красного цвета. Просто дежавю!
– Ты рисковала, нарушая приказ, – с укоризной заметил Крапивин, – в магазинах ведется видеонаблюдение…
Я перебила Валерия:
– Из секьюрити там только один мужик у двери. Он уходит после закрытия лавки, ночью «Ласка» не охраняется. Камеры фальшивые, а по всему магазину висят наклейки несуществующего охранного предприятия.
– Во дают! – восхитилась Эдита. – Странно, однако. Даже на пульт не подключены. Помните, я вам об этом говорила?
Я полезла в сумку.
– Понятия не имею, почему хозяин наплевал на элементарную безопасность. Надо выяснить, что скрывается за надежно запертой второй дверью, куда персоналу даже заглядывать не разрешено.
– Здорово, – протянула Аня, – как будто в сериале «Парижские тайны». Интересно, куда она ведет?
Я наконец-то нашла лекарство от головной боли и вынула блистер.
– Не знаю. Перед тем как подняться сюда, я отдала в техотдел фото терминала, куда вставляется карта-пропуск, и оттиск ключа от входной двери. Завтра утром и то, и другое сделают.
– С ключом понимаю, а как с картой? – удивился Александр Викторович.
Эдита начала размахивать руками.
– Дадут такую плоскую коробочку, ее надо вставить… короче, не парьтесь, устройство простое, его можно отпереть. Тане нужно внутрь попасть, ей по барабану, как отмычка работает.
– После закрытия «Ласки», – продолжала я, – около полуночи я войду в магазин и изучу, что находится за секретной дверью.
– Одной заниматься этим неразумно, – перебил меня Валерий, – я отправлюсь с тобой.
– Хорошо, – согласилась я
Утром меня разбудила Эдита и зачастила:
– Привет, в одиннадцать приедет Галина Сергеевна и к тому же времени подкатит Юрий Петрович Бумагин.
Я попыталась открыть глаза.
– Отлично.
– Ты спишь? Прости, – извинилась Эдита.
Мне наконец удалось разлепить веки, я увидела циферблат будильника и не поверила своим глазам: ровно пять? Наверное, в часах разрядилась батарейка, и они остановились. Я со вкусом зевнула.
– Эдита, сколько времени?
– Пять ноль две, – отрапортовала наш вундеркинд, притихла, потом ойкнула: – Прости.
– Ничего, – пробормотала я, отчаянно зевая, – но в следующий раз, прежде чем хвататься за трубку, взгляни на часы.
– Конечно, это более не повторится, – заверила Эдита.
– Угу, – пробормотала я и натянула одеяло на плечи, собираясь еще поспать.
Не тут-то было, трубка опять запела.
– Да, Эдита, – уже не так приветливо сказала я.
– Ты сердишься? – испугалась девушка.
– Нет, у тебя что-то срочное?
– Просто хотела еще раз попросить прощения за ранний звонок. Мне так неудобно.
– Хорошо, – отрезала я и вновь попыталась поудобнее устроиться в кровати.
Телефон заорал, я схватила его и, не глядя на экран, зашипела:
– Если ты еще раз наберешь мой номер в пять утра без серьезного повода, то я…
– Ой, прости, – сказал Иван, – думал, ты уже проснулась.
– Фу, – выдохнула я, – мои слова относились не к тебе, а к Эдите. Разбудила меня ни свет ни заря, а потом принялась названивать, просить прощения.
– Я тоже хорош, – самокритично сказал Иван. – Какие у тебя сегодня дела?
– Встреча с Галиной Сергеевной в офисе, а вечером мы с Валерой отправимся в «Ласку» вскрывать дверь, – доложила я и зевнула.
– Ладно, спи и лучше выключи мобильный, – посоветовал Иван. – Звякни, когда проснешься.
Я свернулась клубочком, закрыла глаза…
– Тра-ля-ля, тра-ля-ля, – понеслось по квартире.
Если бы из глаз могли бить молнии, я бы прожгла дыру в подушке, матрасе, кровати, полу и потолке соседей снизу. Мое негодование достигло точки кипения, я вцепилась в телефон.