Руки Элиана легли мне на плечи.
– Грета? Что тебе снилось?
– Вылупление. Я… вылуплялась.
– Вылупляться тебе совершенно точно не грозит.
Да, подумала я. Не грозит. У меня две кожи, но внутри пусто, нечему выходить наружу, поскольку в сердце у меня ничего нет.
Хотя нет. Есть.
– Мне кажется… – медленно проговорила я. – Мне кажется, тебе надо держать меня подальше от Зи.
– Но ты… – Элиан не договорил, не в силах произнести вслух то, что собирался. – Грета, ты разве не помнишь, как ты относишься к Зи?
Я не ответила.
Элиан смотрел на меня в темноте – почти четыре секунды тишины, что, возможно, являлось его личным рекордом. Но понять, конечно, не мог.
– Талис сказал, тебе надо спать, – проговорил он и потянул меня к себе. – Спи. Сейчас поздно, или рано, ну, в общем, самое время.
– Сейчас четыре тридцать семь.
– Вот видишь?
Но в моем сне были икринки, из кожи. Мое тело стояло в темноте, и Элиан держал меня за плечи. У меня застыла кожа.
– Ну давай же. – Я обозначила его тон как уговаривающий: как-то раз он говорил таким тоном с непослушной козой. – Ложись. Я посижу с тобой. Чтобы тебе было спокойно. А ты ложись.
Больше ничего не оставалось на самом деле. Элиан сел в изголовье кровати Зи, положил рядом с собой подушку и похлопал по ней, словно я собачка, которую он зовет на кровать. И как собачка – как машина, как хорошая заложница, – я повиновалась. Положила голову у его колена. Подушка пахла Зи, и запах Элиана я тоже чувствовала. Обоняние – первое чувство, которое развивается у младенца в утробе, и оно сохраняет прочные связи с развивающимся мозгом – в особенности с миндалевидной железой, которая обрабатывает эмоции. Если кратко, активирует память. Когда я лежала, моя лимбическая система боролась за жизнь. Из поврежденного мозга выползали деформированные воспоминания. Садились на меня, как мотыльки. Я была вся ими покрыта.
Элиан положил руку на мои «освобожденные» волосы, легонько надавливая. И этого оказалось достаточно. Я настолько устала, была настолько истерзана, что и действительно погрузилась в сон.
Когда я проснулась, рядом сидела Да Ся.
Я сразу поняла, что она собирается меня убить.
Зи. Я в тревоге проснулась – и увидела, что она склонилась надо мной.
Я вскочила с койки и попятилась.
– Грета?
Зи протянула ко мне руку. Некая структура в теменной доле мозга вывела в нервную систему воспоминание о прикосновении Зи. Губы покраснели; в животе сжалось. Ощущение проникало через первую, вторую, третью кожу, как вода, катящаяся по обледенелым ступеням.
Каскад!
А остальные виртуальные личности… Они умерли.
Именно это с ними и произошло. У них были слои; у них было по две кожи, по два набора воспоминаний, два способа мышления. Некоторые ВЛ, очень немногие, нашли способ с этим жить, выстроили новую личность на этом странном и шатком фундаменте. Но большинство не сумело. Если дать этим лишившимся собственного «я» созданиям некий мощный сигнал, который стимулирует оба набора воспоминаний, эти две памяти активируются, усилят друг друга, петля обратной связи, перегруз.
Я уже совсем вжалась в стену, но и этого казалось мало. Наша келья была маленькой и плотно насыщенной воспоминаниями.
– Грета? Я только хотела…
Через стеклянный потолок бил яркий свет. Утро в разгаре, 9:53. Камни, к которым я прижималась, уже начинали накаляться. Удельная теплоемкость – 790 джоулей на килограмм. Я в отчаянии впилась в них пальцами.
– Грета? – спросил Элиан.
– Приведи Талиса, – прошептала Зи.
– Он сказал, если будет кричать…
– Она кричит, – сказала хорошо знавшая меня Зи. – Иди.
Элиан убежал.
– Я здесь, Грета, – выдохнула Зи. – Я здесь. Я вижу тебя.
Свет падал на ее кожу, на ярко-черные волосы…
Органика подсказала воспоминание, такое же ясное, как воспоминания из базы данных, только более четко высвеченное: Да Ся отходит на шаг назад, оглядывая только что законченную стрижку, и ее голос хрипловат от ощущения потери и от желания. «Ну вот. Готово». База данных ответила тем же самым воспоминанием. Оно звучало эхом, зацикливалось, усиливалось, росло. Да, я видела ее, чувствовала тот момент; дрожь предвкушения и осуществления; страх и томление – туго натянулась внутри струна.
– Грета? – спросила Зи. – Это ты? Ты можешь вернуться?
Она выворачивала меня наизнанку.
– Прекрати, – взмолилась я. – Прекрати, прекрати.
Токи в мозгу… У меня начиналась перегрузка. Внутрь-наружу, туда-обратно. Как один человек может быть двумя сущностями? Как две сущности могут быть одним человеком? Меня вывернули столько раз, что у меня уже не было «снаружи» – никакого защитного слоя, никакой возможности обороняться. Это убийственно – словно лишиться кожи.
Я зажмурилась и не хотела открывать глаза. Цвета… Цвета. Я начала считать вдохи и выдохи. Один. Два. Три. Четыре. Пять.
Неполный список действительных чисел / положительных целых чисел. Ноги подкосились, и я осела по стене. Шесть. Семь. О боже. Я вспомнила, что «Размышления» Марка Аврелия – очень важная книга, и мысленно пробежала их целиком за четыреста миллисекунд. Восемь. Девять.
Резкий шум – кто-то вбегает. Я проигнорировала, держа глаза закрытыми. Я стояла на слое разреженного воздуха, и он выдержит меня, если я не буду смотреть вниз.
«Держись, Грета. Держись изо всех сил».
Десять. Передо мной Талис. Это я могла определить даже с закрытыми глазами. Я чувствовала конский запах, въевшийся в его одежду; чувствовала ток в его активных сенсорах, который вливался в меня.
– Отнесите ее на койку, – распорядился он. – У нее начинается приступ.
Кто-то – Элиан – поднял меня на руки. Снова подушка. Запах.
– Грета!
Я почувствовала, как руки Талиса трут мне костяшки пальцев.
– Что происходит? – спросил Элиан.
Талис не ответил. Мне начало досаждать движение его пальцев.
– Что происходит? – снова спросил Элиан.
– У нее началось отслаивание, – прошептал Талис. – Ох. Не думал я, что она будет…
У меня были переломы кистей. Руки Талиса все двигались и двигались по ним, не переставая, не останавливаясь… «Если уменьшить количество стимулов, станет легче». Почему он этого не знал? Он должен был знать.
– Талис, – сказала я. – Почему ты этого не знаешь?
– Помоги же ей! – срывающимся голосом крикнул Элиан.