— Теперь Еппонии не поздоровится, — потер руки Мумукин.
— Почему? — удивился Влас.
Последовала короткая лекция о цунами, которые случаются в Еппонии, едва чихнет какой-нибудь курилльский остров. Мальчик только головой покачал — злорадства Тургения он не понимал и не разделял. Он сказал, что плохо радоваться чужой беде. На это Прохердей ехидно прокряхтел:
— Ой-ой, какие мы нежные! — И тут же огреб щелбан от Мумукина, которому стало стыдно за его недостойное поведение.
Наконец стемнело, и диссиденты… вернее, уже диверсанты, при поддержке тяжелой пехоты в лице великана, полезли на стену. В куполе неба ярко светился прямоугольник двери: очевидно, с той стороны был день. Влас двигался на удивление тихо и мягко, и, возможно, никто бы его не заметил, но в тот момент Громыхайло опять сподличал:
— Ни хрена себе ворота! — восхитился он.
— Стой, кто идет? — испуганно пискнул часовой.
Мумукин закрыл глаза, Хольмарк попытался влезть в ухо Власу, мальчик растерянно сел: одна нога снаружи крепости, другая — внутри, и только Трефаил сохранил присутствие духа:
— Здорово живешь, служивый. Где тут у вас продовольственный склад?
— Что ты несешь, еппонский бог?! — зашипел на товарища Тургений, но Трефаил лишь отмахнулся.
— Руки вверх! — щелкнул клапан затвора.
У Мумукина на лбу выступила испарина. Он-то помнил, что примерно в этом месте находилась паровая зенитка. Сейчас как жахнут вслепую.
— Брат помирает, ухи просит… — не унимался Сууркисат.
— Чего? — Голос насторожился.
— А что я сказал? — удивился Трефаил.
— Про брата, про уху, — напомнил служивый.
— А, ну да… Просит, понимаешь… помирает потому что.
— А при чем тут склад? — В темноте щелкнул клапан парового ружья.
— Умираю, есть хочу! — заревел Влас. Он понял, что надо валять дурака вместе с Трефаилом, или дело кончится плохо.
Чиркнула спичка, запыхтел карманный паровой фонарь, и диверсанты предстали перед часовым во всей красе.
— Ёптель, — изумился часовой, вытаращившись на кинконга. — Кто это?
— Мальчик, — объяснил Хольмарк.
— Вижу, что не девочка. Чего так разнесло?
— Так ведь есть хочет, с голоду пухнет, — оправдался Трефаил.
И тут счастливая мысль посетила голову Тургения:
— Потому что еппонский бог!
— А чего ему здесь надобно?
— С официальным дружественным визитом в Соседский Союз прибыл известный еппонский бог и городовой Мама. Цель пребывания — договор о совместном использовании эпической силы в мирных целях.
— Ёптель! — Часовой пригляделся к диссидентам. — Вы, что ли, Мумукин с Трефаилом?
Едва Люлик услышал от аборигенов, что Тургений и Сууркисат отправились на Куриллы, сердце контрабандиста болезненно сжалось.
Чертовы герои-освободители явно узнали про месторождение брюликов и теперь собираются прибрать копи к своим рукам. Так что Донту и Лысюке не пришлось принуждать Касимсотов к дальнейшему преследованию: братья закусили удила и не без оснований полагали, что скоро все закончится. По крайней мере — для Мумукина с Трефаилом.
Небо над Архипелагом расчистилось окончательно, что лишний раз подтверждало правоту Нямни — ни одна сволочь не работала. Впрочем, не работали и хорошие люди. Единственные, кто не перестал коптить небо, — это парторги, ибо самоотверженные паровые типа организмы не могли оставить общественный порядок без присмотра. Но, как ни странно, беспорядков пока не случалось: народ бесцельно шатался, таращился на голубое небо и разбирал паровые агрегаты, как позорное наследие кровавой Хэдэншолдэрсовой диктатуры.
Биркель, правда, пытался отговорить островитян от этого шага:
— Работать на чем будете?
— Не будем работать, — отвечали жители Хоркайдо. — Зае…ло.
— А кушать что будете?
Островитянам понадобилось прожить при паровом режиме ровно пятьдесят лет, минута в минуту, чтобы дожить до этого мгновения. И они почувствовали себя непобедимыми, когда четко и ясно ответили:
— Дерьмо.
Пойди, поспорь с такой аргументацией! Кроме того, впереди маячила картина всеобщего экономического упадка, поэтому…
— Мы должны поторопиться! — зашептал Люлик брату. — Не знаю как, но эти придурки пронюхали про бриллианты. Если они захватят месторождение, нам кердык — этот их бог выгребет все подчистую.
И «Ботаник» на всех парах поспешил за дисси… нет, уже за национальными героями.
Конец был близок.
Часовой представился Тяпницем Боринсоновичем Курзо (можно Тяпа).
Раньше он охранял целого гейнерала, а потом пришел Кафка и сказал:
«Твоя нужен Большому Папа», и Тяпу поставили сюда, типа стратегический объект охранять. А какой тут стратегический объект, когда всюду написано: «Угольный бассейн острова Укко. Резерв»?
Пароход, правда, регулярно приходит, мужики в штольню спускаются, потом поднимаются, новости рассказывают, анекдоты свежие. Хавчик тоже привозят. А тут еще в небе иллюминация такая появилась!
Все восторженно уставились на яркий свет, сочащийся из щелей и замочной скважины Двери.
— Интересный тут, поди, уголек добывают, — задумался Мумукин. — Я гляну? Одним глазком!
— Тебе его предварительно высосать? — пригрозил Сууркисат.
— Нельзя смотреть, — объяснил Тяпа. — Сказали, стрелять всякого, кто сунется.
— И нас?
— Служба, — пожал плечами Курзо. — Только мужикам этим можно.
Фамилия у них забавная — Тэстописяты.
— Может, Касимсоты?
— А я как сказал?
— Дяденьки, может, я уже пойду? — Влас виновато шмыгнул носом. — Холодно.
Дяденьки встрепенулись:
— Тяпа, будь другом, нам стратегический объект не нужен, мы пацана домой возвращаем…
— А я думал, он и вправду еппонский бог…
— Не, еппонские боги маленькие, с круглым пузом. Фэншуют постоянно.
Подойдешь к нему и говоришь: «Фэншуй!» И они все делают, если по пузу погладишь. А некоторым скажешь: «Хентай!» — и такое начинается!..
— Нет, хентать мы никого не будем, — прервал товарища Трефаил. — Ребенку надо домой.
Всей толпой пошли к Двери.
И оказалось, что заперто.
— Ну?
— Что?
— Будем открывать?
— А я чем могу помочь?
— Глаз высосу!
— Еппона мама, я тебе кто — взломщик? Малыш, а может, ты плечом?..