Удары становились все слабее, и наносили их оперативники все реже. Бойцы вспотели и выглядели неважно. Движения их становились все более вялыми.
Неожиданно пожилой оперативник схватился за сердце и упал рядом со мной сначала на колени, а потом и вовсе рухнул на пол, скорчившись и прерывисто дыша.
Его напарник, поняв, что дело принимает дурной оборот, отступил назад и потянулся одной рукой к кобуре, а другой – начал на ощупь искать на столе телефон.
Однако я легко предотвратил его порывы, встав с пола и просто толкнув оперативника рукой. Тимофей весь обмяк и, словно неживой, рухнул на пол, по пути ударившись затылком о стол. Его глаза смотрели на меня через полузакрытые дрожащие веки, как будто он засыпал.
Похоже, что, как и в тренажерном зале, существовала реальная связь между приходом сил ко мне и уходом оных от окружающих людей.
От противников я избавился, но как отсюда уйти, мне было неизвестно.
Наконец, у меня появилась идея. Вспомнив, как мне удалось освободиться от наручников, я решил проделать нечто подобное с целью побега. Пройдя мимо выпавшего в осадок парня, я приблизился к узкому окну с решеткой. На счастье, мы были на цокольном, а не на каком-нибудь восьмом этаже.
Поэтому я решился испытать свои новые способности и вылезти наружу сквозь окно.
Форточка была открыта, но решетка оказалась слишком узкой, чтобы я смог в нее протиснуться. Подставив стул, я попробовал вылезти, но, естественно, застрял. Усилив нажим на решетку, я почувствовал только боль и никакого движения сквозь прутья.
Сосредоточившись, я стал, как и в случае с наручниками, делать все не спеша. Следя за дыханием, словно бы на занятии йогой, я потихоньку усиливал нажим головой на прутья решетки. Долгое время никаких результатов не было, и когда отчаянье уже почти охватило меня полностью, я неожиданно начал медленно продвигаться сквозь решетку наружу.
Поначалу казалось, что я попросту оторвал себе уши, но ощупав голову, понял, что они были в целости. Немного успокоившись, я продолжил свой странный побег.
Стараясь не спешить, не делать резких движений и практически не дышать, чтобы не застрять где-нибудь посередине, я в конце концов покинул комнату допросов. Пара долгих, бесконечно долгих минут, и вот я уже выползал на улицу позади здания ФСБ.
Эксперимент был болезненным и весьма неприятным. Однако он дал свой результат: я оказался на свободе.
Теперь только небольшой розовый силуэт, оставленный моей кровью на решетке, да привкус железа во рту убеждали в том, что все произошедшее являлось реальностью.
Однако расслабляться было рано, и я поспешил убраться прочь.
Преодоление преград не прошло для меня даром. Через некоторое время меня начало мутить, голова закружилась. С трудом дойдя до ближайшей подворотни, я согнулся в приступе тошноты. Меня вырвало, как мне показалось, с примесью крови и металлической стружки. По крайней мере ощущение было такое, что остатки металла, покидая мое тело, резали все внутренности, словно ножом.
Меня шатало от слабости. На глазах были слезы, но боль ушла раньше, чем они высохли. Сев на первый подошедший троллейбус, я поехал до его конечной остановки. К счастью, чувствовал я себя уже как ни в чем не бывало. Видимо, мой организм, ко всему прочему, обладал теперь и потрясающей регенерацией.
Домой возвращаться я побоялся и поэтому решил найти себе ночлег где-нибудь неподалеку. Сил у меня на длительный поиск почти не осталось. Немного осмотревшись, я остановил свой выбор на одном из подъездов без домофона.
Поднявшись на лифте на самый верх, я обнаружил, что замок на чердаке был не особенно серьезным. Он висел на петлях, прикрученных саморезами прямо к стене. Немного усердия, и я избавился от них с помощью ключа.
Поднявшись по металлической лестнице на чердак, я закрыл за собой люк и, притулившись у узкого окна, попытался уснуть.
После такого безумного дня я логично ожидал кошмаров и бессонницы. Однако подсознание почему-то решило, что преследование для меня сейчас не самый главный травмирующий фактор. Вместо жутких погонь оно порадовало меня сном о приятной прогулке в летний солнечный день.
Мне снилось, как мы гуляли со Златой, держась за руки, по узкой лесной тропинке, наслаждаясь тишиной и запахом хвои. Мы непринужденно болтали, я все время шутил, и девушка часто смеялась – мелодично и заразительно. Постепенно тропинка нас вывела к реке со старой заброшенной кирпичной дамбой. Мы поднялись на мост и встали над бурлящей водой этого искусственного водопада. Девушка нежно ко мне прильнула, и мы поцеловались.
У Златы были красивые пухлые губы, отчего поцелуй получился на удивление нежным. На вкус он отдавал клубникой, видимо из-за помады.
Целовались мы очень долго, но мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Однако девушка меня немного отстранила от себя и, глядя в упор озорными серебристыми глазами, улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
– Пойдем вниз к водопаду! – предложила она.
Мы спустились по камням к бурно спадавшему потоку, продолжив целоваться уже там. Я подхватил девушку на руки, но не удержал равновесия, и мы вместе рухнули в воду озера, простиравшегося за дамбой.
Мы купались прямо в одежде под ярким полуденным солнцем, брызгали друг на друга, обнимались и целовались. Вокруг качались на волнах белые кувшинки, а семейство уток, расположившееся у берега, с интересом наблюдало за нами.
Чуть позже мы вышли из озера и пошли обсыхать и приводить себя в порядок на дачу родственников Златы. Мокрая одежда была тяжелой, прилипала к телу и хлюпала, особенно джинсы. К счастью, идти нам было недалеко.
Добравшись до дачи, мы сразу же разделись, и Злата увлекла меня за собой в спальню. Ей было холодно, и я с нежностью прижал девушку к себе. Мы снова начали целоваться, а потом занимались любовью. В тот момент я почувствовал, что рядом именно та, с кем хочу провести всю свою жизнь.
Окрыленный чувствами, я сказал ей слова, которых прежде никому не говорил:
– Я люблю тебя.
Девушка нежно обняла меня и, одарив полным любви взглядом, спросила:
– Сильно-сильно?
– Сильно-сильно… – ответил я.
– Значит, ты только мой?
– Только твой, навсегда… – сказал я, просыпаясь.
Сон растаял.
Проснувшись, я искренне захотел, чтобы это было не просто сновидение, а видение будущего или хотя бы воспоминание. Пребывая в невероятной эйфории ото сна, я еще долго не хотел открывать глаза и лежал, наслаждаясь увиденным.
В голове крутился лишь один вопрос: «Почему в жизни все так сложно, почему влюбленные не могут быть вместе?»
Размышляя о сновидении, я неожиданно понял, что Злата мне не просто нравилась. Как и во сне, я действительно любил ее. Вряд ли я смог проникнуться к ней чувствами всего за одну вчерашнюю встречу в университете. Наверное, это была любовь, дремавшая под покровом утраченной памяти и сейчас вновь пробуждающаяся.