– Переодевайся! – живо бросил молодой человек, сам же осторожно выглянул наружу.
Никого, ни единой живой души поблизости не было – даже у костра на полянке никто не сидел, да он и потух уже, костерочек. То еще воинство… Кто-то – видно было отсюда – даже дрыхнул в кустах, на мху, не хватило терпения добраться до шалаша или землянки. А что – после сытного-то обеда… До сих пор на всю округу такой дух стоял – просто текли слюнки. Особенно – у голодных пленников.
– Я их отвлеку, а ты давай, по гати, через болото, – выглянув из кустов, князь поднял голову, угрюмо обозревая устроенный на старой корявой сосне пост. Двое с луками. И гать перед ними внизу – как на ладони.
– Милый, давай вместе уйдем!
– Вместе тогда и погибнем, а так… Ведь Влекумер для чего-то нас звал. Истр и все наши где-то рядом, ты их, родная, сыщи, а я уж тут продержусь как-нибудь.
Хильда кивнула – понимала супруга с полуслова. В короткой тунике, с крепкой рогатиной на плече (ее-то и использовали в качестве рычага) – светлые локоны кое-как ремешком кожаным стянула, – вылитый Борич, ежели издалека глянуть. Да и не только издалека. Лишь бы не окликнули, ничего не спросили – голосто девичий тонковат. Ладно – у супружницы ноги быстрые.
– Готова, милая?
– Угу.
– Да поможет нам Господь!
Перекрестившись, молодой человек отошел в сторону, за сосну, шагов на десять, подобрал с земли коряжину, примерился и швырнул прямо в «гнездо».
Двое юнцов – те еще часовые! – обернулись сразу. Эх, дурни, сразу видать, не заставляли их господа сержанты по ночам устав гарнизонной и караульной службы учить! А то бы знали, что с кем-либо разговаривать часовому строго-настрого запрещается. Ишь, шеи вытянули, птенцы. Швырнуть в них, что ли, камешек поувесистей? Хотя бы одного-то запросто можно сшибить. Однако другой тут же тревогу поднимет. Опасно… да и луки у них, а стреляют даже такие вот юнцы – с детства.
– Ветром, верно, сук высохший ото-орвало. «Ото-орвало», угу… вожака землячок.
– Вон с той сосны. А второй слова не растягивает. Первый – «землячок» – обернулся.
– Ой! Куда-а это Борич поше-ел? Бори-ич! Эй, Бори-ич! Не оглядывается!
– Так, верно, не слышит – ветер-то слова сносит.
– Знамо дело, сно-осит. Ну, раз поше-ол, знать – на-адо. Верно, сосну подходящую выбра-ать. Вятко, а ты видал когда-нибудь, как корно-ованием кого-нить казнили?
– Не, не видал.
– Вот-то интере-есно, посмо-отрим.
Рад в кустах хмыкнул: интересно им, извращенцы юные. Осторожно обошел сосну, пробрался через можжевельник, выглянул через камышы на болото и наконец-то малость перевел дух. Хильда уже удалилась достаточно далеко, не окликнешь, не спросишь. Действительно, похожа на того мальчика. Точнее – он на нее. Ой, умна, умна, походку юношескую копирует – не придерешься, молодец, сообразила, мужчины и женщины ведь по-разному ходят – у кого как центр тяжести расположен. Да и шаги женские чаще и мельче, и руками девушки не размахивают. Много отличий, внимательному взгляду заметных. Ах, как Хильдочка шла – не придерешься. Даром что по гати, а все ж старалась – ноги, как солдат, ставила. И рогатину держала крепко, по-мужски. Молодец, молодец, женушка. Ушла, милая, выбралась. Господи, хоть в этом повезло!
Однако пора теперь и о себе, любимом, позаботиться. Как говорят в американских фильмах, «спасаем наши задницы!». Пора, пора бы…
Вернее, еще не совсем пора – пока они тут все проснутся да озаботятся: а куда ж это друже Борич пропал? Или пленников вдруг решат проведать. Вообще, где здесь можно укрыться-то? А, похоже – нигде. Островок маленький, шагов триста на сто, сосенки редкие, не можжевельник бы и не папоротники – так насквозь бы просматривался. Папоротники… там и затаиться? И что? Рано или поздно весь островок прочешут, причем очень быстро.
Тогда что же – убивать? Прямо вот сейчас и начать, больше ведь ничего другого-то и не остается. Убивать. Нет, жалко – все-таки совсем почти дети. Надо чтото другое придумать, да вот, как назло, кроме папоротников, ничего другого-то в голову и не лезло, хоть ты плачь. Что ж, папоротники, так папоротники… А почему – не камыши? По краю болота их прорва, там и высидеть, затаиться, куда дольше, нежели в сосняке этом прозрачном, продержаться можно. До ночи-то точно времени нет – всяко раньше хватятся. Однако поспешать надо, раздумывать особо некогда. Плохо только, сыровато там, в камышах, но, с другой стороны, и не жарко. И попить болотную водичку можно… Ага, попей! Не чуму, так какую-нибудь холеру или дизентерию подхватишь! Запросто.
Но камыши – это идея. Уж куда лучше, чем папоротники. Продержаться бы до темноты, а там… а там видно будет. Черт!
Молодой человек похолодел, бросив случайный взгляд на свое, недавно покинутое убежище, к которому – да, да, именно туда! – как раз подбежал растрепанный, озабоченный чем-то пацан, тот самый, который вырвал из груди зараженного чумой трупа бандитскую финку.
Ага, наклонился к порубу – камень-то беглецы, не будь дураками, закатили обратно. Что-то спросил… И аж подпрыгнул!
Ну, вот вам, господа-товарищи, как выражался старшина Дормидонт Кондратьич, и елки-веники, и пироги с грибами. Мерзкий мальчишка! И дернуло же его… Времени теперь не оставалось вовсе, не успеть и до камышей.
Нырнув в папоротники, князь оглянулся, ожидая в любой момент услышать за спиной крики тревоги, возню.
Нет. Ничего подобного не было. Мало того, парнишка, притащив откуда-то палку-слегу, попытался отвалить с крышки камень. Силенок-то не хватало, однако отрок попался упрямый, пробовал еще и еще, не с того бока, так с этого. И наконец, валун подался, подвинулся, откатился с крышки в кусты. Мальчишка тут же оглянулся по сторонам, словно звереныш… и нырнул в поруб. Ага, сейчас развяжет Борича… Вот они уже, оба. Все! Пришла веселуха. Нет, не пришла еще, но очень скоро придет.
Однако… что это они делают-то?
Радомир не поверил своим глазам, увидев, как двое парней – Борич, между прочим, в женской длинной тунике, натянул все-таки, не бегать же голым, – воровато озираясь, закатили камень обратно. Во, молодцы! Ну и дела тут творятся! Хотя, в общем-то, понятно – тот, мелкий, парнишка просто не хотел подставлять своего незадачливого старшего братца – Борича. Видно, они были земляки, из одного рода, и старались во всем друг друга поддерживать. Ай, молодцы – сообразили быстро: зачем тревогу самим поднимать, давать вожаку повод для подозрений? Пусть побег кто-нибудь другой обнаружит, лучше всего из тех, кто гласные звуки растягивает.
Что это там блеснуло? Кинжал? Да, похоже, та самая финка. Все правильно – подол с туники срезали, укоротили. Из остатков материи тут же сообразили обмотки на ноги, обвязали ремнями – поршни-то Хильда себе на ноги не надела – великоваты оказались. А ребятишкито – выдумщики, с головой! Ну, жить захочешь, еще и не то придумаешь. И все же…
Переглянувшись, парни весело стукнули друг друга по рукам, вернулись на поляну и, словно ни в чем не бывало, принялись разжигать костер. Ага, вот еще кто-то проснулся, подошел. Послышались разговоры, смех…