Амру пожала плечами и указала на раненого:
– Он больше не сможет работать, поэтому…
– Амру! Он ведь еще жив! – с ужасом воскликнула Юлия. – Значит, мы должны ему помочь!
Она не хотела оставлять этого раба умирать, как это, к ее ужасу, было принято на плантации. Вдруг ей в голову пришла идея.
– Разве у вас в поселении рабов нет… знахаря, лекаря или кого-нибудь в этом роде? – Она умоляющим взглядом посмотрела на домашнюю рабыню. – Прошу тебя, неужели нельзя ничего сделать?
Амру разрывалась на части. Неужели ей придется воспротивиться строгому приказу масры? Но, с другой стороны, таково было желание миси. Конечно, Амру тоже считала, что нельзя бросить раненого на произвол судьбы, пусть даже при таких обстоятельствах возникала опасность для нее самой.
– Кебо! – Негритянка решительно окликнула мальчика лет десяти, который собирал возле мельницы стебли сахарного тростника, упавшие с повозок. – Беги и позови сюда Йенка.
Юлия удивленно посмотрела на Амру:
– Сюда должен прийти твой муж?
Рабыня немного испуганно и смущенно опустила глаза:
– Йенк – наш… доктор для рабов.
Юлия была удивлена. До сих пор она даже не предполагала, что в поселении рабов есть свой доктор.
Вскоре появился Кебо, за которым шел Йенк. Муж Амру, похоже, тоже прибежал сюда с поля. Юлия надеялась, что она не навлечет неприятностей также и на него. Йенк быстро взглянул на Амру, затем приподнял раненого, уложил его здоровую руку себе на плечо и взвалил раба на спину. Он потащил его на себе в поселок рабов. Юлия хотела пойти следом за ним, однако Амру удержала ее.
– Миси Джульетта, вы ничего больше не сможете сделать. Вам следует немедленно вернуться в дом.
Юлия хотела запротестовать, однако Амру настоятельно повела ее в дом. Только сейчас Юлия почувствовала, как сильно подействовало на нее то, что она пережила – она была мокрой от пота, грязной, у нее болела голова, и она еле держалась на ногах. Женщина с трудом добрела до веранды, а затем у нее потемнело в глазах.
Когда Юлия снова пришла в себя, она увидела, что лежит в своей кровати. Кири стояла рядом с ней и промокала ей лоб влажным полотенцем. Юлия хотела встать, однако, как только она подняла голову, у нее все поплыло перед глазами. Она тут же уронила голову на мягкую подушку.
– Кири, что происходит? – вялым голосом спросила Юлия.
– Миси Джульетта должна лежать. У миси Джульетты температура.
– Температура? – Юлия не чувствовала жáра, скорее ей было холодно. – А что с тем человеком с мельницы?
Кири пожала плечами:
– Не знаю. Амру сказала, что я должна оставаться возле миси.
– Сходи в поселок и посмотри, что с ним. А затем ты придешь сюда и все расскажешь мне.
Юлия взяла у Кири из рук полотенце. Ей не нужен был холодный компресс – не помешало бы еще одно одеяло. Юлию бил озноб.
Кири пребывала в нерешительности:
– Вы уверены, миси?
– Ну, иди уже!
– Да, миси. – Кири сделала неуклюжий книксен и поспешно вышла из комнаты.
Температура? Юлия прислушалась к своим ощущениям. Собственно говоря, если не обращать внимания на головокружение и озноб, она чувствовала себя хорошо. При этом в комнате, конечно же, было тепло. Неужели она все-таки заразилась перемежающейся лихорадкой, которой так часто заболевали белые люди в этой стране? Все-таки она совсем недолго здесь жила, а в той местности, где эта болезнь была распространена, вообще никогда не бывала.
Внезапно дверь распахнулась и Амру, толкая перед собой Кири, вошла в комнату.
– Ты останешься возле миси. Я так сказала! – строго приказала домашняя рабыня девочке, а затем уже более мягким тоном обратилась к Юлии: – Миси Джульетта должна отдыхать. Миси изволит еще что-нибудь?
Негритянка строго взглянула на нее, и Юлия не решилась спросить, как себя чувствует раненый человек.
Она покорно покачала головой:
– Спасибо, Амру, нет.
На следующий день Юлии стало лучше. Однако Амру пока что не разрешала ей вставать с кровати, заявив, что при высокой температуре нужно отдыхать. Юлия была согласна с ней, но ей очень хотелось проведать раненого раба, чтобы узнать, в каком он состоянии. Мысли о нем не выходили у нее из головы.
Полнолуние закончилось, и вместе с ним закончились дни сбора урожая. Жизнь на плантации, казалось, снова немного успокоилась.
Утром Карл отправился в город. Перед отъездом он заглянул к Юлии, однако выглядел не особенно озабоченным.
– Слушайся Амру, и тогда быстрее поправишься, – проворчал Карл. И не сказал ни слова о том, что случилось на мельнице.
На следующее утро Амру наконец разрешила Юлии сменить кровать на шезлонг на веранде. В комнате Юлия тосковала без свежего воздуха. Она снова чувствовала себя хорошо – наверное, все же это был просто приступ слабости. О том, что она могла серьезно заболеть перемежающейся лихорадкой, она даже не думала.
– Амру, что с раненым рабом? – снова спросила Юлия.
Домашняя рабыня принесла ей немного овощей и взбивала подушки, пока Юлия ела.
– Он чувствует себя лучше. Йенк… обработал рану.
Однако ее взгляд выдавал, что она лжет. Юлия забеспокоилась:
– В чем дело, Амру? Возникли еще какие-то проблемы? Может быть… может быть Питер мог бы посмотреть раненого, когда в следующий раз сюда приедет?
Амру резко покачала головой:
– Нет, не нужно, чтобы масра Питер занимался рабами. Масра Карл…
– …все равно не разрешит этого, – со вздохом закончила за нее Юлия.
Постепенно она начинала понимать, как здесь обстоят дела.
– Скажи, у твоего мужа… были неприятности, из‑за того что он помог раненому?
Юлия надеялась, что Карл хотя бы разрешал рабам помогать друг другу. А Йенк, будучи старшим конюхом и ухаживая за лошадями Карла, занимал более привилегированное положение, чем полевые рабы.
Амру лишь проворчала:
– Миси не должна так много думать о рабах, – а затем исчезла в доме.
Юлия в задумчивости осталась сидеть в своем шезлонге. У нее пропал аппетит.
Женщина была чрезвычайно удивлена, когда немного погодя к ней пришла Мартина. Обычно та старалась не попадаться Юлии на глаза, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ней. Однако теперь Мартина сама вышла на веранду и села на стул напротив Юлии.
– Да… – нерешительно начала падчерица, глядя при этом не на Юлию, а куда-то на реку. – Лихорадка – это ужасно. Это бич всей колонии.
Юлия удивленно подняла брови. В этой фразе было больше слов, чем Мартина сказала ей со дня их знакомства. Однако, помня о предшествующих событиях, Юлия не думала, что это – проявление доброй воли со стороны Мартины.