Я замечаю малиновый всполох среди мягкой зелени. Затем еще один. Я останавливаюсь, ожидая увидеть маленький цветок, но вместо цветка вижу то, что в других условиях могло оказаться мазком краски, по здесь это может быть только кровью. Сердце начинает ныть. Я чувствую беспокойство о лесном создании, раненом и истекающем кровью.
Мне необходимо найти того, кто ранен, и выяснить, что я могу сделать. Хотя до настоящего момента я и не замечал ничего, но теперь ясно вижу свежие следы на троне. Даже мне, с моим городским зрением, несложно следовать им. Недавние дожди размягчили почву. Когда я подошел к куче наваленных веток, мне показалось, что земля выглядит так, будто недавно через нее перевалилось тяжелое тело.
Склон становится все более крутым, но направление движения вверх не меняется. Мое дыхание становится тяжелым и прерывистым. Моя грудь блестит от пота, хотя чем выше я поднимаюсь, тем холоднее и темнее становится. Из леса струится туман, наполняя воздух будто дымом, заслоняя солнце. Видимость падает. Я заставляю себя идти дальше, поднимаясь все выше, и мои усилия вознаграждаются, когда я вижу пару ветвистых рогов, движущихся надо мной туда, где покрывающая землю растительность скудеет, а тополя уступают место горному можжевельнику и невысокому кустарнику. Или мне только кажется? Могу ли я нагнать оленя, пусть даже и раненого, на моих неуклюжих ногах, привыкших к подстриженным лужайкам и городским тротуарам?
Когда я достигаю того места, где видел рога, я горько разочаровываюсь. Ветки сумаха выглядят как рога. Здесь, на каменистой поверхности, нет больше отпечатков копыт. Однако на коре дерева, названия которого я не знаю, я вижу влажное пятно, темное и блестящее. Я трогаю его указательным пальцем, пробую на вкус. Это может быть кровь. Или же это вкус у меня во рту, давно уже пересохшем?
Я вижу движение выше, почти у вершины. Олень там, я уверен, хотя туман мешает мне видеть. Я поднимаюсь еще на несколько ярдов. Туман расступается, и я могу его ясно увидеть. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. Он не двигается с места, пока я к нему подхожу. Я чувствую укол в сердце, когда вижу, что кровь сочится у пего из груди.
Теперь он развернулся, грациозно, как танцор, выполняющий пируэт, и исчез в тумане, клубящемся наверху. Я не могу его видеть, но он указал мне направление. Я следую за ним через туман, который засасывает меня. Какое-то время я вообще ничего не ощущаю. Я встречался с этим природным явлением лишь однажды, когда угодил в снежную бурю па северо- востоке. Туман оборачивается вокруг меня как влажный хлопок. Я оступаюсь и падаю. Когда я встаю, то уже не понимаю, где восток, а где запад. В моем космосе остаются только две координаты — верх и низ.
Я взбираюсь вверх, всегда вверх. Дышать становится все труднее. Затем туман расступается, и я вижу бредущего впереди меня оленя. Туман истончается и становится прозрачным. Все наполнено исходящим неведомо откуда серебристым светом, чуть тронутым голубизной. Впереди расщелина. Олень прыгает, и мое сердце замирает, потому что его силы па исходе. Его прыжок неуклюж, и он опускается, чтобы приземлиться на ослабевшие ноги. Я боюсь, что он получит еще большие травмы.
Синева в тумане расходится и насыщается, как будто художник накладывает новый цвет на мокрое полотно. Глубина синевы прекрасна. Этот цвет можно увидеть в пламени свечи или в чистой воде известнякового ущелья. Синева, казалось, поймала оленя и прервала его падение. Его ноги выпрямились, затем согнулись и снова выпрямились. Он больше не падает, не прыгает и не бежит. Он плывет в синем озере, которого просто не может быть. И он исцелен.
Это не может быть ничем иным, кроме миража, настаивает мое левое полушарие, озеро такого цвета из-за такой высоты. Если это озеро, то где берег? Туман не может просто стать синим озером, нарушая все законы природы. Я сплю? Боль в коленях и в икрах говорит мне, что, сплю я или же галлюцинирую, однако все равно нахожусь в физическом теле.
Олень исчез в глубинах синего озера. Что-то растет во мне, что пересиливает доводы разума. Как сказал Паскаль, причины сердца никак не связаны с логикой. Сердце — не голова — толкает меня в эту синюю глубь.
Я ныряю и поднимаюсь на поверхность, пытаясь задерживать дыхание. Неясные формы проплывают мимо. Огромный глаз, похожий на глаз синего кита, рассматривает меня. Мои легкие жжет, я пытаюсь добраться до поверхности… и понимаю, что ее нет. Картины моей жизни и из других жизней, знакомых и незнакомых, вращаются вокруг меня. Я знаю, что тону в этой зловещей синеве. Однако мои легкие полны озером, а я продолжаю дышать.
Волнообразным толчком меня выталкивает на берег. Я не могу сказать, где находится эта земля относительно того, откуда я прибыл. Склон горы выглядит так же, как и раньше, не считая того, что туман исчез и сейчас другое время суток. Яркий лунный свет падает на деревья и силуэты, движущиеся между ними. Я снова вижу оленя. Он потряхивает своими рогами, гордый, добрый и целый, и спускается вниз по склону.
В воздухе чувствуется дым, и я следую за этим запахом. Когда я подхожу к огню, то ощущаю запах жареного мяса, и желудок начинает постанывать. Находясь под защитой каменистой горы, я смотрю вниз на индейское поселение. Меня удивляет присутствие индейцев в этих лесах; я думал, что жившие здесь чероки уже давно ушли по своим тропам слез. Я поражен тем, что эти индейцы живут согласно древним традициям, никаких тентов или решеток для барбекю. Они сделали простой навес из ветвей, ствола дерева и шкур, жарят мясо на вертеле над открытым огнем, а рядом на углях бурлит огромный котел супа. Некоторые из людей, собравшихся у костра, одеты в рубашки и простые платья, но эта одежда не была куплена в магазине. Это одежда сшита но старой моде и увешана различными украшениями и мешочками с лекарствами. Нет и намека на джинсовую ткань. Некоторые индейцы полностью одеты в шкуры и меха. Насколько я вижу, в лагере только женщины и дети, и еще есть пожилой мужчина, сидящий с трубкой недалеко от огня. Самые младшие дети плотно окружили его и слушают, как он рассказывает о звездах, указывая своей трубкой на созвездие Тельца.
Я постепенно начинаю понимать, что прошел через врата времени. Я уже не в XXI веке. Я вижу белых людей в одежде прошлого. Они подкрадываются к деревне, и я интуитивно чувствую, что становлюсь свидетелем ужасного преступления. Белые люди пришли убивать индейцев и насиловать их женщин.
Я не хочу смотреть, но что-то заставляет меня остаться. Он предстает передо мной в человеческом обличье, но гораздо больше обычного человека. Его голова почти достигает верхушек деревьев. Рога — это не просто украшение, они являются его частью. Я уже встречал это существо прежде на горе в стране могавков и на землях моих кельтских предков. Я знаю этого Рогатого и доверяю ему больше, чем себе. Рогатый проходит через мое сознание. Он заставляет меня понять, что я должен увидеть и прочувствовать страдание людей, которым принадлежит эта земля. Это цена за дальнейшее знание.
Хотя меня трясет от горя и ярости, я следую его велению и заставляю себя увидеть, как прекрасную индейскую женщину насилуют грязные пьяные белые мужчины, а членов се семьи, пытавшихся защитить ее, убивают. Я продолжаю наблюдать с отвращением одну сцену жестокости за другой. Я вижу, как последние из людей, живших близко к этой земле и к сновидениям, вынуждены покидать свои дома и следовать длинной и печальной тропой на запад, оставив позади немногих разбежавшихся, как лисы, и прячущихся в горах, там, где пришельцы не смогут найти их.