Через пару часов он снова проснулся, когда солнце уже начинало прятаться за морской горизонт, все еще пробиваясь через окно в комнату последними за день лучами. Прежде чем открыть глаза, он почувствовал на своем лице и на губах чью-то нежную руку, и попытался вспомнить, где он находится и почему. Луиш-Бернарду вспомнил разговор с врачом, хотя так и не сумел сопоставить его с конкретным периодом времени, вспомнил, что он заболел малярией и что у него была высокая температура, не понимая при этом, сколько дней все это длилось. Он вспомнил охватывавший его тело жар, ледяной пот, а также то, что, приходя в сознание, все время ощущал присутствие Себаштьяна и Доротеи, которая облегчала его состояние, прикладывая к телу прохладное полотенце. Вспомнив все это, он, наконец, медленно открыл глаза, возвращаясь к жизни.
— Доротея… — позвал он все еще слабым голосом.
— Тс-сс! Don’t talk now. It’s me.
Испугавшись, он повернулся и только тогда понял, что рука, нежно гладившая его по лицу, принадлежала не Доротее, а Энн, сидевшей на стуле рядом с его постелью. Инстинктивно он посмотрел по сторонам и убедился, что они одни. На комоде рядом с кроватью в подсвечниках горели всего две свечи, чье пламя отражалось на потолке причудливыми тенями.
— Что ты здесь делаешь?
— Меня позвал твой слуга, Себаштьян. Два дня назад мы узнали о твоей болезни, но я не могла осмелиться навестить тебя в одиночку. Вчера мы были здесь с Дэвидом и узнали, что ты пошел на поправку. Сегодня я собиралась прийти одна и постоять у двери только для того, чтобы понять, что тебе лучше, но Себаштьян через Висенте попросил тебя навестить.
— Но почему, что он такое удумал?
Энн улыбнулась. Она продолжала гладить его по лицу, одновременно удерживая его, чтобы он не поднимал голову.
— Он сказал, что ты сам меня позвал… этой ночью.
Луиш-Бернарду теперь уже окончательно проснулся и находился в полном сознании. Он не мог помнить всего, что с ним происходило, пока он боролся с болезнью, за исключением отдельных, рассыпанных по времени деталей, однако все то, что происходило до болезни, вдруг неожиданно четко предстало перед ним. Он вспомнил про суд, про телеграмму о прибытии Принца Бейранского и министра заморских территорий, вспомнил, что получил письмо от Жуана и что в тот вечер лег спать, почувствовав какую-то странную усталость и опустошение. Моментально его снова охватила тревога:
— Энн, никто не должен видеть, как ты сюда заходишь и выходишь!
— К счастью, никто и не видел. А если и увидят, то что в этом такого? Я пришла навестить больного друга. Кстати, я и Дэвиду скажу, что навещала тебя.
Луиш-Бернарду хотел что-то сказать в ответ и уже открыл было рот, но она не позволила, впившись в него своими губами в то время, как ее рука под простыней уже ощупывала его полуголое тело. Почувствовав его реакцию, не ослабляя поцелуй и не давая ему оторваться от подушки, буквально в какое-то мгновение она разделась и забралась в постель, прильнув к нему всей своей плотью. Луиш-Бернарду сделал слабую попытку отстраниться от нее:
— Нет, Энн, это какое-то безумие, только не здесь!
— Только здесь, мой дорогой: наверняка сюда никто не зайдет, пока я не ушла. Это одно из немногих мест, где мы в безопасности.
Луиш-Бернарду оставил все усилия и перестал сопротивляться. Он был слишком слаб для любой инициативы и позволил Энн делать с ним все, что она пожелает. И она сделала это, с той же страстью и горячностью, как и в прошлые их встречи, словно получая еще большее удовольствие от его бессилия и беззащитности. Она сидела верхом у него на бедрах, импульсивно подаваясь вперед навстречу его телу, и ее волшебная литая фигура дарила ему себя, словно поцелуй от самой жизни. Когда все закончилось, быстро и необычайно ярко, она спешно оделась, накрыла его, поправила чуть сбившуюся простыню и, усевшись на край кровати, пристально посмотрела на него.
— Мой дорогой бедняга! Либо я тебя разом вылечила, либо убила!
— Я думаю, точно убила, — прошептал он с улыбкой, которую она погасила своим прощальным поцелуем.
— Я должна идти, а то твои слуги начнут думать, почему это я так долго тебя навещаю. Притворись, что ты опять заснул. Завтра врач тебе еще не разрешит вставать с постели, так что я найду повод тебя проведать, где-нибудь после обеда.
Следующий день Луиш-Бернарду провел преимущественно на ногах. Он принял полноценную ванну, впервые за четыре дня, просмотрел почту и кое-что надиктовал секретарю, которого вызвал для этого специально снизу, из секретариата. К концу дня, когда секретариат уже закончил работу, он сказал всем, что устал, и отправился в спальню. Это было как раз тогда, когда он услышал, как только что приехавшая Энн спрашивала у Себаштьяна, можно ли его навестить. Он слушал ее шаги, поднимавшиеся к нему вверх по лестнице, с ощущением человека, который ждет, что вот-вот откроется окно, и из полумрака застывшего времени к нему в комнату войдет яркий и светлый новый день.
* * *
Малярия подобна черной вдове. Она атакует и поражает без предупреждения здоровых и сильных, напуская на них мрак, затмевающий дневной свет. Она приходит неожиданно, неизвестно откуда, зарождаясь в теле после всего лишь одного точного укуса комариной самки, делая своих жертв слабыми, беззащитными и безвольными. В большей части Африки и в тропиках малярия только сбивает с ног и ставит на колени заболевших ею, однако на Сан-Томе — и больше нигде в мире — она еще и убивает. Она поражает мозг, пожирая клетки, и спустя всего несколько дней без сыворотки, способной остановить этот зловещий процесс, человека, еще недавно здорового и крепкого, жизнь оставляет. Из рассказов Себаштьяна и доктора Жила Луиш-Бернарду понял, что был совсем рядом с той самой пограничной чертой, за которой уже нет возврата. Энн силой пробудила в нем резкую плотскую тягу к жизни, показав в большей степени звериный, нежели какой-то иной путь назад, и тело его откликнулось на ее призыв раньше, чем чувства. Однако только потом, когда он наконец встал на ноги и вышел из комнаты, где четыре долгих ночи играл в опасные игры с судьбой, он стал постепенно осознавать, насколько близок был к тому моменту, когда все могло закончиться. Только бережно листая тетрадку, где Доротея и Себаштьян с набожной аккуратностью каждый час записывали его температуру, все эти ночи и дни, Луиш-Бернарду в конце концов понял, насколько опасно балансировал на этой тонкой ниточке, разделяющей полный мрак и свет. Не защищенный ничем, все это время находился где-то не здесь, пока они ежечасно, ежеминутно заботились о нем, возвращая его назад — назад в тело Энн, к ароматам сада, шуму волн, к висящей над городом влаге, крикам детей у дверей школы, назад к жизни.
Когда он сел за стол своего кабинета в секретариате, то, несмотря на то, что давно накопившиеся дела требовали от него спешки и суеты, Луиш-Бернарду взялся за работу обстоятельно и неторопливо, со спокойным и ясным умом человека, осознавшего, наконец, разницу между действительно важным и второстепенным. Однако телеграммы почти что кричали в ожидании его и его решений. Одна из них была от заместителя попечителя острова Принсипи, чьи отношения с Жерману Валенте, по его сведениям, были не лучшими. Вероятно, поэтому он и решил обратиться напрямую к губернатору, через голову своего прямого начальника. «Напряженная и чреватая опасностью обстановка на острове требует приезда в ближайшее время Вашего Превосходительства для личной оценки состояния дел». Луиш-Бернарду сразу же ответил, попросив его либо срочно прибыть на Сан-Томе, либо, если его отсутствие на Принсипи нежелательно, подробнее изложить ситуацию и аргументировать необходимость приезда губернатора на остров. Он также добавил, что по понятным причинам в настоящее время работа по подготовке визита Наследного принца отнимает на Сан-Томе все его время. Вслед за этим губернатор отбил телеграмму молодому представителю правительства на острове Принсипи Антониу Виейре. В ней он сообщал, что до него дошли слухи о напряженной обстановке на вырубках и просил проинформировать о ситуации. В ответной депеше вице-губернатор на Принсипи пытался его успокоить, пояснив, что были отмечены несколько случаев неповиновения, но что порядок был сразу же восстановлен, и теперь он лично и ежедневно следит за положением дел. Совсем не успокоившись, Луиш-Бернарду заподозрил что-то неладное, отчитал своего подчиненного за то, что тот не рассказал обо всем раньше, и потребовал пояснить, о каких конкретно случаях неповиновения идет речь. Он также затребовал отчет о принятых мерах и напомнил, что в случае любого развития ситуации Виейра должен немедленно информировать обо всем губернатора. Для себя же, не сообщая ему об этом, Луиш-Бернарду решил, что как только наладит работу по подготовке к приему королевской делегации, он сразу же отправится на Принсипи.