— Прости меня, Ханна. Это было неправильно.
Ханна ничего не ответила и не пошевелилась.
— Прости меня, пожалуйста, за то, что я сделал тебе больно. Это получилось нечаянно. — Уолтер надеялся, что она слышит его.
Лед растаял. Он снял с Ханны сапожки и носки. Ступни у нее были очень изящные.
Уолтер погасил свет и уже собрался подняться наверх, как вдруг вспомнил о мокрой одежде девушки. Он хотел, чтобы ей было удобно.
Крепко зажмурившись, Уолтер стянул с нее джинсы, а потом через голову стащил толстовку и футболку. Глаза он открыл, только выйдя в коридор. Мария могла бы гордиться его самообладанием.
Влажные вещи Уолтер сунул в стиральную машину. Когда он вернулся в спальню, тело Ханны смутно белело на кровати в мягком свете, падавшем из коридора. На ней было красивое хлопчатобумажное нижнее белье — простое и изящное, которое носят хорошие девушки. Настоящее белье, а не те греховные, отвратительные штуки, которые он видел в журналах и по телевизору. Именно такое белье носила Эмма — дорогое, развратное, порочное. Но Ханна была совсем не такой. Мария сказала, что Ханна — хорошая девушка, с добрым сердцем.
Большую грудь Ханны прикрывал целомудренный бюстгальтер. Уолтер уставился на нее, и ему захотелось снова потрогать ее. Но для этого время наступит позже, когда они лучше узнают друг друга, когда он покажет Ханне, как сильно любит ее и как счастлива она будет здесь, с ним.
Божья Матерь пыталась заговорить с ним. Голос Марии звучал где-то далеко, на границе сознания. Он закрыл глаза и сосредоточился.
Все в порядке, — сказала Мария.
Уолтер не шелохнулся. Лицо его пылало, кожа казалась горячей на ощупь, рубцы и шрамы на теле зудели и чесались.
Давай я помогу тебе.
Уолтер почувствовал, как Божья Матерь начинает руководить его действиями. Мария расстегнула пуговицы на его рубашке. Сняла с него футболку и ремень. А потом осторожно направила его на другую сторону кровати и откинула покрывало и простыни. Марии не нужно было говорить ему, что делать дальше.
Уолтер улегся на Ханну сверху и прижался головой к ее груди. Он слышал, как мягко и тихо бьется ее сердце. Он закрыл глаза, зная, что может остаться в таком положении навсегда, всем телом прижимаясь к ней. Он зарылся лицом в ее волосы.
— Я люблю тебя, Ханна. Я очень тебя люблю.
Уолтер поцеловал Ханну в щеку и, будучи не в состоянии более сдерживать свои чувства, заплакал от счастья.
Дарби стояла в просторном гардеробе Эммы, держа в руках фотографию, на которой эксперт из отдела опознания запечатлел содержимое второй шкатулки с драгоценностями. Старинный антикварный медальон с платиновой цепочкой лежал на красном бархате между двух бриллиантовых ожерелий. Она передала снимок Брайсону.
— Я сверила все с фотографиями и описью. Все украшения на месте, за исключением старинного медальона. Так что теперь можно не сомневаться в том, что убийца Эммы специально возвращался за ним.
Брайсон долго смотрел на фотографию, лицо у него было смущенным и обиженным.
— Марш отдал мне кассеты с записью изображения, передаваемого камерами наблюдения, — продолжала Дарби. — Я уже уложила и опечатала их. Здесь они держат лишь пленки месячной давности. Все остальное хранится в офисе его службы безопасности в Ньютоне. Предполагается, что к выходным Гейл вернется домой, но я не намерена ждать так долго. У него есть личный помощник, женщина по имени Абигейл. Я хочу поговорить с нею и выяснить, не сможем ли мы попасть в офис завтра утром.
Брайсон положил фотографию в коробку с вещественными доказательствами, стоявшую на кожаной оттоманке.
— Патрульные все еще обшаривают окрестности в поисках вашего незваного гостя, но я уверен, что его давно и след простыл, — сказал он. — Дарби, вы упомянули, что у этого человека глаза совершенно черные.
— У меня было такое чувство, будто я смотрю на маску для Хэллоуина. — При одном только воспоминании об этом даже сейчас, при ярком свете, она вздрогнула.
— Электричество было отключено, — заметил Брайсон. — Может быть, в темноте вам показалось…
— У него были черные глаза, Тим. В них не было вообще ничего — ни зрачка, ни радужной оболочки, ничего, только сплошная чернота. Одет он тоже был во все черное: пальто и туфли, брюки, рубашка и перчатки. Рост его составляет примерно шесть футов и один-два дюйма. Лицо у него очень бледное, а черные волосы коротко подстрижены. На опознании я легко узнала бы его из тысячи.
— Вы его знаете?
— Нет. Почему вы спрашиваете об этом?
— Ему известно, как вас зовут, он видел вас на могиле родителей, — пояснил Брайсон. — У меня такое ощущение, что он хорошо знает вас.
— Я понятия не имею, ни кто он такой, ни что он здесь делал.
— Он не показался вам знакомым хотя бы немного?
— Я определенно бы запомнила столь необычную личность, если бы видела его хоть раз.
Дарби было холодно, но ладони у нее вспотели. Она сунула руки в карманы джинсов.
— Я говорила с Маршем, — сообщила она. — Он клянется, что не знает никого, кому подошло бы такое описание.
— Вы думаете, он говорит правду?
— Чутье мне подсказывает, что да. Тем не менее его не помешает слегка припугнуть.
— Согласен. А пока что давайте предположим, что мистер Марш говорит правду. Если это действительно так, значит, наш гость вошел не через переднюю дверь, а нашел другой способ. Вы сами сказали, что от вас он сбежал по пожарной лестнице.
— Я уже осмотрела окно, — возразила Дарби. — Следов взлома нет. Но ведь как-то он проник в здание — может быть, тем же самым путем, что и убийца Эммы. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них воспользовался парадной дверью.
Брайсон осмотрел электрическую распределительную коробку.
— Должно быть, поднявшись по лестнице, вы застали его врасплох. Он вырубил свет, надеясь, вероятно, что темнота заставит вас уйти — или, по крайней мере, даст ему возможность улизнуть незамеченным. А потом он спрятался за дверью ванной и стал ждать. Но ему не повезло, вы сразу же его заметили. Он услышал, как вы звоните в полицию, и понял, что попал в ловушку.
— Именно так я все себе и представляю, — согласилась Дарби. — Джонатан Гейл случайно никого не нанимал для расследования убийства дочери?
— Насколько мне известно, нет. Вы же не думаете, что мужчина, которого вы встретили, работает на Гейла?
— Я всего лишь пытаюсь найти причину, по которой он оказался здесь.
— Если этот мужчина и в самом деле работает на Гейла, то почему он не сказал вам об этом? К чему было разыгрывать весь этот спектакль?
— Хороший вопрос, — заметила Дарби. — Он или работает на Гейла, или проводит независимое расследование по причинам, которые нам не понятны.