Детектив ждет, пока вы скажете: «Да, это моя дочь. Это Эмма». Вот только вы не можете сказать этого, потому что как только вы произнесете эти слова, это будет означать, что вы простились с ней навсегда…
Гейл стал наблюдать за смотрителями, убирающими снег. Ему хотелось, чтобы сейчас была осень, его любимое время года. Он представил себе, как ветерок играет опавшими листьями на лужайке перед домом, как в воздухе стоит пронзительный, хрусткий запах свежести, и перед его мысленным взором возникла Эмма. Ей семь лет, она бежит по разноцветным листьям, крича во весь голос и прижимая к груди коробку из-под обуви. В коробке лежит голубая сойка. Одно крылышко у нее сломано, другое отчаянно трепещет — птичка пытается взлететь.
«Ты должен помочь бедной птичке, папочка, ей же больно…»
Гейлу хочется стереть выражение ужаса с лица дочурки, поэтому он хватает телефонный справочник и начинает обзванивать ветеринаров, а птица пронзительно кричит от боли. Наконец он находит врача, который лечит птиц, — это в Бостоне, недалеко отсюда.
Гейл знает, чем все должно закончиться. Он надеется уберечь Эмму от неприятного зрелища, но она настаивает на том, чтобы поехать с ним.
Когда ветеринар сообщает ей печальное известие, Эмма поворачивается к отцу, чтобы он решил эту проблему. Он говорит ей, что у Господа для каждого определена своя судьба, свой план, пусть даже мы не понимаем его. Она начинает плакать, и, возвращаясь в машину, он держит ее за руку. Птичка осталась у ветеринара, и на обратном пути домой Эмма молчит. Годом позже он снова держит ее за руку, уводя от могилы матери и вновь повторяя свое заклинание о планах Господа.
Гейл помнит, что он искренне и глубоко верил в истинность этих слов. Но больше он ни во что не верит.
Он тянется за стаканом. Тот пуст. Он кладет в него свежий лед. Рядом с плитой на полке стоят старые кулинарные книги. Пока Сьюзен была жива, она постоянно готовила всякие кушанья. А сейчас у него есть другие люди, которые делают это. Несколько раз они использовали рецепты, которые Сьюзен второпях записывала на карточках или отмечала в своих любимых кулинарных книгах, но у приготовленных блюд был другой вкус.
Он неоднократно хотел выбросить поваренные книги. Но каждый раз казалось, что душа его разрывается на части. Без всяких проблем и угрызений совести он пожертвовал на благотворительность одежду Сьюзен, а вот расстаться с ее кулинарными книгами не смог. Отдать их кому-то, даже ее подругам, означало бы проститься с ней навсегда, причем по частям.
Я могу лишь отдать тебя по кусочку, по частям…
Гейл думает о вещах Эммы, которые еще предстоит упаковать, и о том, какая из них будет цепляться за него и умолять не выбрасывать ее, а сохранить на память.
Держа в руке стакан, Гейл нетвердой походкой — он изрядно пьян — возвращается в кабинет, открывает дверь и видит Малколма Флетчера, сидящего в кожаном кресле.
Джонатан Гейл уже виделся с ним в начале месяца. Встречу в баре «Дубовая комната» в фешенебельном отеле «Копли Фэрмонт» устроил доктор Карим.
Ему трудно было усидеть на месте. В ушах шумела кровь, цвета и звуки казались яркими и громкими: гул деловых разговоров, перемежающийся стуком вилок о тарелки, насыщенный красно-коричневый цвет скатертей и салфеток на столах, лучи полуденного солнца, вливающиеся в окна и отражающиеся от бутылок со спиртным, стоящих на зеркальной полке позади стойки бара.
Не сводя глаз с входной двери, Гейл потягивал заказанный напиток, снова и снова прокручивая в голове вчерашний разговор с Каримом.
— Мистер Гейл, я обсуждал дело вашей дочери с одним из консультантов. Этот человек направляется в Бостон. Он хотел бы встретиться с вами и поговорить частным образом.
— Как его зовут?
— Он обладает недюжинным умением находить людей, которые не желают быть найденными. В делах такого рода он добивается впечатляющих успехов.
— Почему вы не хотите сказать мне, как его зовут?
— Здесь… есть некоторые сложности, — осторожно заметил Карим. — Я знаю этого человека уже тридцать лет. В течение последних десяти он работает только и исключительно на меня. Вне всякого сомнения, в своей области он — лучший. Он нашел того, кто убил моего сына.
Гейл растерялся. Во время их первой, ознакомительной беседы Карим вкратце обрисовал, как его группа работает над делом, не берясь за другое, пока не раскроет текущее. Доктор тяжело переживал смерть старшего сына, ставшего случайной жертвой бандитской перестрелки в Бронксе. По словам Карима, полиция Нью-Йорка так и не смогла раскрыть это преступление.
— Мне помнится, вы говорили, что дело вашего сына до сих пор не закрыто.
— Во всяком случае, полиция полагает именно так, — ответил Карим.
Гейл замер, осознав, что Карим предлагает покарать виновного без ведома властей.
— Мы понимаем друг друга, мистер Гейл?
— Да. — У него пересохло во рту, по коже пробежали мурашки от возбуждения и предчувствия опасности. — Да, вполне.
— Когда вы встретитесь, советую ответить на все его вопросы без утайки, — продолжал Карим. — Если он решит взяться за дело вашей дочери, вы должны будете выполнять все, что он скажет. Что бы вы ни делали, не лгите ему.
К его столику шагнул мужчина в солнцезащитных очках и черном шерстяном пальто, надетом поверх черного же костюма. Он был высокого роста, выше шести футов, и имел плотное, крепкое телосложение, которое у Гейла всегда ассоциировалось с боксерами. Густые темные волосы незнакомца были коротко подстрижены, и в лучах солнца его бледная кожа казалась матовой и безжизненной.
— Меня прислал доктор Карим, — вместо приветствия сказал мужчина. В его голосе, глубоком и рокочущем, слышался легкий австралийский акцент. Темные линзы полностью скрывали глаза.
Гейл представился. Не снимая перчаток, мужчина пожал ему руку и опустился в кресло напротив. Представиться он не посчитал нужным.
— Заказать вам что-нибудь выпить? — предложил Гейл.
— Благодарю вас, не нужно. — Мужчина положил локти на стол и наклонился к нему. Гейл уловил тонкий аромат сигарного дыма. — Я хотел бы побеседовать о религиозной статуэтке, обнаруженной в кармане вашей дочери.
— Что вы хотите знать?
— Это была статуэтка Девы Марии?
— Не знаю, — ответил Гейл. — Полиция отказывается сообщить мне подробности.
— Вы уже навели порядок в квартире своей дочери?
— Нет. Доктор Карим посоветовал оставить там все так, как было. Он предполагает нанять экспертов, которые приедут и осмотрят вещи Эммы.
— Что вы взяли оттуда?
— Ничего… У меня не хватило духу избавиться от чего-либо.