Понадобился целый час, чтобы распечатать список пациентов, принимающих «Ликоприм», с фамилиями от «А» до «И». Возраст их колебался в пределах от пяти до пятидесяти лет.
Доктор Тобиас помог Дарби разделить пациентов — в первой стопке лежали дела тех, кому еще не исполнилось пятнадцати, во второй оказались больные, возраст которых перевалил за шестьдесят.
В большинстве своем истории болезней касались маленьких мальчиков или подростков, которые обгорели в результате пожара, вспыхнувшего в доме вследствие того, что кто-то из родителей заснул с сигаретой в руке. Кое-кто случайно ошпарился кипящей водой, оставленной на плите. Один мальчуган, десятилетний сорвиголова, по какой-то одному ему ведомой причине решил запустить шутиху рядом с пластиковым газовым баллоном в гараже родителей. Полученные им ожоги оказались настолько серьезными, что он не мог дышать без кислородной подушки. Вскоре мальчик умер.
Впрочем, самым невероятным историям было несть числа. Дарби читала о родителях, которые, намереваясь унять своих не в меру плаксивых новорожденных малышей, окунали их в ванночки с кипятком либо в припадке ярости или пьяной злобы запихивали своего ребенка в камин или дровяную печь. Господи Боже, здесь была история болезни одиннадцатилетнего мальчика, которому папаша, дабы преподать урок об опасностях открытого огня, поднес спичку к руке. Пижама мальчугана, сделанная из полиэстера, вспыхнула не хуже бензина. Материал расплавился и запекся на коже, навсегда оставив ребенка обезображенным.
Один из пациентов выглядел подходящей кандидатурой: двадцатидевятилетний белый мужчина по имени Фрэнк Хейден. В тысяча девятьсот девяносто шестом году, в возрасте семнадцати лет, Хейден вздумал хорошенько встряхнуть неисправный автомобильный аккумулятор, после чего тот взорвался. Кислотой Хейдену обожгло лицо. В истории болезни значилось около дюжины пластических операций, которые ему пришлось перенести за последние десять лет.
У Хейдена обнаружилась и судимость. В две тысячи третьем году он был арестован за попытку изнасилования и отсидел два года в Уолполе. После освобождения он вернулся к матери, в доме которой проживал и по сей день.
Дарби изучала очередную историю болезни, когда позвонил Куп. Он находился в кабинете практикующего врача-дерматолога, который занимал третье место в списке поставщиков «Ликоприма».
— О Сэме Дингле здесь не слышали, зато я нашел шесть пациентов-мужчин, которые пользуются «Ликопримом», — сообщил он. — Самому старшему из них двадцать восемь лет. Десять лет назад его папаша вляпался в долги и решил поправить положение, застраховав свою семью. Этот идиот подпалил дом, надеясь, что их сочтут жертвами умышленного поджога. Дом вспыхнул как спичечная коробка, и когда пожарные бригады прибыли на место, то сумели спасти лишь этого парнишку. Его родители и четверо братьев и сестер сгорели заживо. — Вздохнув, Куп добавил: — По-моему, мне пора сменить профессию.
— У него есть судимости, приводы в полицию?
— Обвинение в сбыте наркотиков, — ответил Куп. — Парнишка и сам сидит на игле, и толкает эту дурь другим. Остальные пятеро пациентов чистые. Никакого уголовного прошлого.
— Кто у тебя следующий по списку?
— Вообще-то я собирался наведаться в Ожоговый центр клиники «Масс Дженерал».
Центральная клиническая больница Массачусетса считалась вторым крупнейшим поставщиком «Ликоприма» в Новой Англии.
— Поезжай, — решила Дарби. — В зависимости от того, когда закончу здесь, я или присоединюсь к тебе в «Масс Дженерал», или мы встретимся у «Бет Исраэля».
Часом позже ее телефон зазвонил снова.
— Полагаю, ты можешь с чистой совестью вычеркнуть Фрэнка Хейдена из нашего списка, — сообщил Нейл Джозеф. — Я только что имел телефонный разговор с матерью этого малого. Начиная с прошлого года, Хейден живет в Монтане. Он автомеханик.
— Подождите минуточку. — Дарби принялась перебирать груду бумаг у себя на столе и наконец нашла фармацевтическую историю Хейдена. — Он воспользовался рецептом на использование «Ликоприма» два месяца назад.
— Да, я знаю. Мать сказала, что она ходит в больницу сама, получает лекарство и отправляет его сыну по почте. Там, у себя, он получить его не может.
— А как насчет «Дермы»?
— Она ничего об этом не сказала. На всякий случай я отправил парочку своих людей проверить Хейдена. У тебя есть еще кто-нибудь?
— Пока нет.
Скрежет принтера наполнял комнату. Время перевалило за восемь, и за окнами стояла темнота.
Дарби взяла новую стопку историй болезней пациентов и начала их читать.
Господи милосердный, дай мне найти что-нибудь!
Уолтер припарковал свой автомобиль на стоянке позади мотеля «Тихий час», который располагался на шоссе номер один. Он никогда не приезжал в больничный городок на машине. Охранники на грузовичках патрулировали территорию клиники круглые сутки. Конечно, пробираться через лес, начинающийся позади мотеля, приходилось долго и трудно, но он предпочитал идти этим путем, чтобы не подвергать свою Божью Матерь хоть малейшей опасности.
Туннель, который вел внутрь клиники, начинался на южной стороне «Синклера». Он представлял собой старинный водовод, построенный еще в самом начале двадцатого столетия. Совершив долгий подъем по крутому, засыпанному снегом склону, Уолтер наконец подобрался к входу.
После того как в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году больница официально закрылась, сотрудники безопасности компании, охранявшей территорию клиники, перегородили вход в туннель металлической решеткой и заперли ее на висячий замок. Уолтер вернулся сюда с болторезом и собственным замком — той же модели, марки и размера. Охранники так никогда и не узнали о подмене, поскольку не пользовались этим выходом.
Уолтер стряхнул снег с ботинок. Включив фонарик, он отпер решетку.
За время своего пребывания в «Синклере» Уолтер имел возможность хорошо узнать внутренние помещения клиники. В мэрии Данверса отыскались компьютерные копии оригинальных архитектурных чертежей. Всего за двадцать долларов чиновники могли распечатать всем желающим цветные и подробные планы каждого этажа.
Главная трудность заключалась в том, что здания частично обрушились и пришли в упадок. Множество коридоров подвального этажа оказались заблокированы рухнувшими перекрытиями. Уолтеру понадобилось несколько недель, чтобы проложить наиболее удобный маршрут к часовне.
Шагая по туннелю, он перенесся мыслями в то далекое уже время, когда сам был пациентом «Синклера», вспоминая ночи, когда не мог заснуть и сидел, раскачиваясь взад-вперед на кровати, исходя по́том, а внутренности его сжигало лекарство. Он смотрел на свои рисунки, на которых Божья Матерь держала его за руку, и иногда боль отступала. Изредка сестра Дженни отводила его в часовню.
И во время его первого посещения ему явилась Мария.