– Что случилось? – спросила Джессика, отдавая ей сумку. – Что с тобой? Ты вообще откуда ехала?
– Из больницы, – мрачно ответила Дракошка. – От Ведьмы. А еще в Зеленку заезжала… сама понимаешь, от этого настроение не поднимается.
– Как – из больницы? – поразилась Джессика. – Ведьма?.. Что с ней?
– Нарвалась на извращенца какого-то. – Дракошка шмыгнула носом. – И если бы он ее просто избил, как же. Мало что избил, мало что разодрал все, что сумел, так еще и отравил какой-то пакостью. Ее только сегодня из реанимации в палату перевели, она тут же всем сообщения кидать стала… тебе, кстати, тоже… в общем, я сначала в Зеленку моталась, она попросила Ксини привезти, а потом к ней.
Джессика удрученно молчала. Вот так всегда – у кого-то радость, а у кого-то – горе. Ее собственная радость словно бы померкла и уменьшилась.
– К ней пускают? Я завтра съезжу, – вызвалась Джессика.
– Завтра не надо, – отрицательно покачала головой Дракошка. – Я ей все отвезла, что она просила. Пускают, но… ты же понимаешь… какие там порядки.
Они вместе прошли на кухню, Дракошка села на шаткий табурет, Джессика – на подоконник.
– Это отделение, которое для не-людей, оно на три поста закрыто, – стала объяснять Дракошка. – Говорят, что… ну типа инфекция какая-то новая, и у Ведьмы вроде бы подозрение на эту инфекцию. Кто-то завез извне заразу, а их не вакцинировали… ну, которые полулегальные…
– Подожди, – остановила ее Джессика. – А как Ведьма попала в больницу без страховки и натурализации? У нее же ничего нет.
– Сказала, за нее кто-то заплатил, но она не знает, кто. Какие-то прохожие девицы пожалели.
– Но она поправится? – требовательно спросила Джессика.
– Мне сказали, что да, но лечиться придется долго. – Дракошка поискала глазами пепельницу, нашла, поставила на стол. Закурила. – И работать она в это время не сможет.
– Как там она?
– Ну, как… сидит в палате одна, плачет. Рысь, ты сама подумай, как ей после такого вообще может быть, а? – Дракошка затянулась, осуждающе уставилась на подругу. – Сама знаешь, как живут они и сколько получают… и за что. Фигово она. Спасибки, дорогая. За участие.
– Чего ты на меня бросаешься? – упрекнула подругу Джессика. – Я, наоборот, стараюсь сообразить, чем помочь. Деньги, предположим, найдем. Часть я дам, часть по своим соберем. С голоду не умрет, в любом случае.
– А жилье? – с вызовом спросила Дракошка.
– Придумаем что-нибудь. Пусть сначала поправится.
– Вот это точно. Прикинь, как Ведьма обрадовалась, когда я Ксини привезла? – Дракошка захихикала. – Села с ним в обнимку, по головке гладит, этот в нее вцепился – ну, ясное дело, соскучился… Словом, песня «Нежность». И тут врач пришел. Такая картина маслом…
– Психиатра не вызвали?
– Не-а, – отмахнулась Дракошка. – Но врач поржал знатно. Слушай, а ты-то чего всполошилась, я не поняла? – запоздало удивилась Дракошка. – «Бросай все, приходи!» – это ты о чем?
– Ну… – Джессика потупилась. – Сейчас покажу. Давай докуривай, и пошли. В общем, с наклейкой получилась такая ерунда…
В комнате Джессика молча подвела Дракошку к кровати и откинула одеяло, под которым спал Мотылек. Несколько секунд та молча смотрела на него, а потом издала беззвучный вопль, который Джессика расшифровать не сумела.
– Как? – Дракошка округлившимися глазами посмотрела, наконец, на подругу. – Это как?..
– Вот так.
– Блин!.. – восхищенно простонала Дракошка. – Ой, какой он классный!.. Только замученный совсем… Рысь, но ведь… это же невозможно!
– Ну, как видишь, возможно. Он нам в пансионе так мозги вынес, что… – Джессика смущенно усмехнулась. – В общем, они мне его подарили. Зря я про них тогда сказала, что дуры. Они не дуры вовсе. Если кто тут дуры, так это мы с тобой.
– У меня нет слов, – заявила Дракошка. – Черт, так хочется потискать, а нельзя. Он на контакт только начинает выходить, и уставший, как не знаю кто, еще с толку собью… Но какой же он клевый!
– Вот и Брид тоже так считает. Вцепился с самого начала, как только увидел, и сидит, как приклеенный, – пояснила Джессика. – Он живой и очень сильный. Но совершенно ничего не умеет. Замерз, пока ехали, и это в моноре, где сейчас жарища, половина кондиционеров не работает.
– Да ну, ерунда. Брид научит. Бридище, привет! – Дракошка улыбнулась и погладила Брида по каштановым волосам. Тот тут же ответил – теплая волна, в которой Дракошка прочла следующее: рад, но прости, сейчас занят. – Ладно, сиди, раз занят.
– Брид, чай, – напомнила Джессика.
«Чуть позже», – тут же пришел ответ. Диск старинных часов, узкая стрелка проскальзывает временной отрезок, замирает на цифре пятнадцать. «Разбужу сам». Следующий образ: утро, совсем раннее, тихая летняя улица за окном, лазоревое прозрачное небо. «Он очень хороший». Следующая картинка: море, яркое солнце, теплый слабый ветер, ощущение радостного нетерпения.
– Во как, – с уважением прокомментировала Дракошка. Снова погладила по голове Брида. – Хорошо, ждем. Мы пока на кухне посидим.
* * *
– …и как об этом говорить в отчете. Рыжий, погоди, не возражай.
– По-моему, я не собирался возражать. Хватит думать за меня. Но знаешь ли, тебя не напрягает сейчас в некоторой степени тот факт, что мы за такой короткий срок вышли на…
– На спонтанную монаду, состоящую из людей, находящихся, самое малое, на начальном уровне Связующих? Да, Бардов мы, пожалуй, обрадуем, – Ит раздраженно тряхнул головой. – Хороший подарок получится, если они согласятся.
– Ну почему же именно Связующих? – справедливо возразил Скрипач. – На встречающих они тоже вполне тянут.
– Мне сейчас более интересно, кого именно они тут встречают и что с чем связывают, – поморщился Ит. – Я не понял, что такое эти их куклы. И не понимаю, что это за сущность там сидела.
– Да, сущность странная. Куклы просто оболочки, визуализация. – Скрипач задумался, потер переносицу. – Временами я был готов сам себе поклясться, что это – человек. Ну или не человек, не важно. Разумный. А временами – реакции совершенно животные.
– Не животные, – возразил Ит. – Реакции человеческие, но или в аффекте, или в сильном стрессе, как минимум. В общем, это пусть эмпаты разбираются, – подытожил он. – Странное ощущение. Аарн бы сюда, они бы поняли. Мы с тобой для таких вещей существа все-таки слишком приземленные.
– Мне его было жалко, – признался Скрипач после недолгого молчания. – Оболочка, конечно, красивая, но очень уж несовершенная. Он в ванной от холода скулить начал. Даже не плакать, а именно скулить… – Рыжий задумался, подыскивая слова. – Сначала бился, сопротивлялся, потом понял, что мы сильнее, и… – Скрипач запнулся. – Ты был в комнате и этого не ощутил. Безнадежность. Отчаяние. Говорю же, ощущение – будто у животного в капкане. Попался, не может вырваться, борется, силы кончаются, сдается.