– Ты знаешь подробности? Знаешь, что это я нашла тело? Ник, клянусь, меня преследовал тот самый человек! Он только один раз заговорил, изменив голос, шепотом, и утверждал, что его послала королева. Он сказал, что маэстро художник уже на пути во дворец и что я тоже должна поехать.
Он подошел ближе и опустил тяжелые руки мне на плечи. Жар волнами стал расходиться по моим рукам, по груди, спускаясь к животу и еще ниже.
– Я ничего об этом не слышал. Возможно, Фиренце говорил слишком много – ведь он рта не закрывал – и его нечаянно услышал не тот человек. Хотя эти люди сейчас ушли в подполье, но они есть даже в Сити – те, кто ненавидит Тюдоров. Я попробую выяснить, знает ли «дама» о том, что убийца преследовал и пытался выманить тебя. Она посылает грума смотреть за твоими лошадьми, но на самом деле это охранник, который будет защищать тебя. Верайна, я бы хотел оказаться на его месте.
Теперь его руки сжимали мои плечи, и хорошо, иначе бы я бросилась ему на шею и повисла на нем. Как глупо было думать, что я могла бы забыть этого человека и отказаться от него… но ему надо уезжать.
– Послушай меня, – начал он, тон его был такой же жесткий, как и руки. – Ты должна будешь сказать, что наняла этого человека. Ночью он будет спать в лавке, а днем сопровождать тебя, если нужно будет выполнить заказ. Я понимаю, это еще один рот в доме, поэтому дама посылает с ним кошелек с деньгами. Она весьма заинтересуется человеком из крипты – возможно, убийцей, – и тем, как он мог узнать о тебе и Фиренце и сделать вас своей мишенью.
– Я не должна никому говорить, кто мой новый грум на самом деле?
– Только своей семье, если будет необходимо.
– Пожалуйста, поблагодари ее от нашего имени, – сказала я с искренним облегчением и благодарностью. Как я могла подозревать королеву? – Значит, ты пришел сюда сегодня, потому что она попросила тебя?
– И да и нет. Хотя я редко вижу ее последнее время, она послала меня, потому что мне известно, что ты для нее сделала. Я должен сказать тебе, что человек, о котором я говорил, это Джейми Клоптон, и он появится здесь сегодня попозже. Но я пришел еще и потому, что должен был убедиться, что с тобой все в порядке, и сказать тебе, как я жалею, что ты закончила работу и я больше не могу с тобой видеться.
Он придвинулся ближе, глаза мои широко раскрылись, я затаила дыхание, и мы стояли, чуть опершись о прилавок и наклонившись друг к другу.
– Я принес для тебя одну вещь и попрошу об ответном подарке, – говорил он, засунув руку в сумку и вынимая плоскую деревянную шкатулку размером с носовой платок. Я, замерев, наблюдала, как он открывал крошечный металлический замочек.
– Ник, но у меня нет для тебя подарка.
– Мне хватит твоего обещания не выходить замуж и не обручаться с господином Гейджем, о котором ты рассказывала мне, или с кем другим, пока я не вернусь. Я думаю, что вернусь вместе со свитой принца в конце весны или в начале лета, если Его Величество не вызовет меня раньше. Он сказал, что я могу ему понадобиться для одного дела, в которое он собирался вникнуть. Но ты обещай мне, что откажешь господину Гейджу.
– А тебя никто не собирается на себе женить? – вырвалось у меня.
Он усмехнулся, потом посерьезнел.
– Мне нравится, что тебя это тревожит, но я не собираюсь ни на ком жениться, пока не выполню для короля и для себя то, что должен.
– Защищать принца.
– Да, и как я уже тебе говорил, отыскать лорда Ловелла.
О Боже, подумала я, почему ему надо говорить о своем стремлении к справедливости и мести, когда мне хочется говорить об обещаниях и чувствах. Я клялась, что не буду иметь ничего общего с мужчинами, а сейчас готова сделать все, что он ни попросит, по приказу королевы или нет.
Пока я раздумывала над этим, он открыл крышку шкатулки. Гранатовое ожерелье, соединенное длинными металлическими звеньями, засверкало на вытертом зеленом бархате в свете горевшей в лавке лампы. Рука у меня взлетела к горлу, я ахнула, оценив красоту и значимость такого подарка.
– О Ник, я не могу…
– Это дар друга, а не собственника. Ожерелье принадлежало моей матери, это одна из немногих вещей, которые бабушке удалось взять с собой, когда мы лишились нашего дома и состояния. Когда ты его будешь носить, открыто или под одеждой, я хочу, чтобы оно подбодряло тебя, напоминало тебе, что мы вместе пережили много и, возможно, еще переживем многое.
– Ведь оно так дорого тебе, тем более, оно принадлежит твоей матери.
– Мать умерла в родах, так же как и моя сестра, появившаяся на свет раньше времени, у нее оказались слабые легкие, так что, во всяком случае, двоих из нас, Саттонов, Ловелл не убил!
– Но если твоя бабушка живет в тяжелых обстоятельствах, разве не следует отдать его ей?
– Это она настояла, чтобы я взял его. Ты собираешься разговаривать, как юрист, и отвергнуть меня?
Подбородок и губы у меня дрожали, но я произнесла:
– Нет!
Может быть, он подумал, что я готова поцеловать его? Мне действительно хотелось поцелуев, а не слов, поэтому я сжала губы и больше ничего не сказала. Мне не хотелось казаться неблагодарной, к тому же я гордо носила бы даже кусок меди или олова, если бы это был его подарок. Как это должно быть важно для него… как я должна быть важна.
– Я буду хранить его как драгоценность … как и время, проведенное с тобой, – прошептала я, моргнув, чтобы прогнать выступившие на глазах слезы, пока он возился с застежкой, чтобы надеть на меня ожерелье. Когда Ник застегнул его, я повернулась в кругу его рук, ошеломленная его дарами, его близостью. Разумеется, у нас не было никакого будущего, только эти украденные минуты, прежде чем он покинет Лондон, прежде чем снова уйдет из моей жизни.
– Знаешь, Верайна, – сказал он, и голос его прерывался от волнения, – ты напоминаешь мне ее, бабушку, потому что я мало помню мать. Не внешностью, а тем, что ты сильная, несмотря на страхи и на опасности, ты любишь и защищаешь своего мальчика – своих мальчиков – как она любила и защищала меня. И верная, всегда верная – королеве, или стране, или мужчине – то есть, правильному мужчине.
Мы крепко обнялись. Как же мы подходили друг другу, нежное тело твердому, из углов и граней. Моя грудь прижалась к его груди. Даже через батистовую блузку я ощущала тяжесть ожерелья на шее. Он поцеловал меня там, его губы и кончик горячего языка скользнул ниже, к ключицам под ожерельем. Затем он завладел моими губами на мгновение, затем отпрянул, когда мои губы раскрылись навстречу его.
– Я опаздываю, – сказал он, схватив перчатки. – А если останусь еще хоть на мгновение, этот прилавок превратится для нас в очень жесткую постель. Я должен прибыть в замок Бейнард, присмотреть за завершением сборов. Верайна, я знаю, что у Джейми мрачноватое лицо, но у него доброе сердце. Ты можешь доверять ему, но не вздумай относиться к нему, как ко мне. Ожерелье прелестно, и ты тоже, – бросил он через плечо, направляясь к двери. – Сохрани его для меня.