В спальне я разделась и встала перед зеркалом. Вечно я сомневаюсь насчет своей внешности. Люди говорят, что у меня запоминающееся лицо, что оно симпатичное, то есть красивым его, видимо, не считают. Брови у меня слишком густые и темные. Подростком я мечтала изменить свой облик и стала выщипывать брови – получались высокие дуги, придававшие моему лицу вечно удивленное выражение. Было больно. Мама пыталась меня отговорить: незачем начинать борьбу, которую придется вести всю жизнь, и лучше уж принять мои брови такими, какие есть.
Я совета не послушала, как не слушает большинство подростков. Часами сидела в спальне перед увеличивающим зеркалом со щипчиками в руках и вытягивала темные толстые волоски; глаза у меня слезились от боли. В конце концов я это дело бросила, и брови опять стали широкие и густые. Волосы у меня тоже густые, и я ношу короткие – до шеи – стрижки. Все хорошо в меру.
Несколько минут я себя разглядывала. Грудь у меня по-прежнему большая и тяжелая, из-за молока. Повернувшись боком, я заметила, что живот слегка выдается. Я вообще поправилась из-за беременности, и вся одежда была мне чуть маловата. Не мешало бы сбросить несколько фунтов. Может, потому у меня на тех снимках такой знойный вид, что одежда в обтяжку? Я провела рукой по животу, по бедрам. Кожа показалась какой-то сухой, и я с удовольствием натерлась лосьоном.
Лежа в постели, я размышляла о путеводителе и предстоящих делах. Филип придумал провести осенью, к выходу первого номера, что-то вроде презентации – на высшем уровне. Он загорелся идеей и даже решил потратить на нее деньги.
У меня возникло смутное чувство вины за мое желание поехать в Испанию; я до сих пор никого туда не отправила. Зачем себя обманывать? Я просто соскучилась по Гектору.
Я посмотрела на часы. Спать не хотелось. Хотелось заняться с Маркусом любовью.
* * *
В выходные мы попытались купить диван. Диван тети Дженни свое отслужил. Это был очень почтенный диван фирмы «Уэсли-Баррелл», но его дизайн давно устарел, а над оранжевыми с золотом узорами мы даже подшучивали. Я предложила пойти в мебельный салон в Хайбери. Можно взять с собой Билли и спокойно походить, выбрать такой, который понравится нам обоим.
Как только мы вошли, я устремилась к мягкой желтой софе, яркой и веселой, под названием «Объятие». Маркус приглядел кожаный диван со стальными ножками и подлокотниками, в котором чувствовалось что-то скандинавское. Я на него присела – не просто жесткий, а каменный.
– Это не диван, а лежанка для йоги, – со смехом объявила я. – На таком уж точно не до объятий.
Маркус осмотрел «Объятие» и нашел софу столь же негодной.
– Совершенно бесформенная. Слишком мягкая, надолго ее не хватит.
Мы бродили по салону и с растерянными улыбками оглядывали многочисленные диваны. Найдется ли тут такой, что устроит нас обоих? Нашелся один – обитый кремовой тканью, – но не так уж сильно он нам и нравился. Безнадежное дело, решили мы и пошли обедать в тайский ресторанчик неподалеку. Так, весело, но без пользы, день и прошел; тетин диван был помилован.
Июль
Сегодня в очередной раз была на приеме у мистера Банерджи, моего аюрведического целителя. Мы встречаемся каждые две недели. Уж Арво точно раскритиковал бы его методы. Арво, явный пуританин, считал, что страдания оттачивают личность: все наносное уходит, и остается только главное. А мне лечение мистера Банерджи помогало, хотя сегодня он заставил меня пить какой-то гадкий травяной настой. Сам он тоже доволен ходом лечения.
Возвращаясь, я увидела в холле своего дома Маркуса. Он не предупредил. Почему вдруг вот так заявился? Кто-то вышел, распахнув дверь, Маркус заметил меня и помахал. Вид у него был взволнованный и радостный. Я поспешила навстречу.
– Мы получили контракт! Я только что узнал. Захотелось тебе рассказать.
Я обняла его.
– Это здорово… просто здорово!
– Мне он очень был нужен.
– Ты – прекрасный архитектор.
– Я так рад, Хейя.
– Пойдем ко мне. Выпьем, отметим.
В лифте с нами поднимались какие-то люди, и потому мы просто стояли и улыбались друг другу, но как только вышли, я взяла его за руку и притянула к себе. Мы крепко обнялись. Стоя там, у дверей моей квартиры, мы поцеловались впервые за семь лет. Потом он отстранился и, смущенный, вошел вслед за мной в квартиру. В гардеробной у меня хранилось несколько бутылок прекрасного вина, и я взяла одну. Маркус смотрел в окно.
– Всегда мечтал построить кинотеатр…
– Только уж постарайся, чтобы он был поудобнее, чем зал для занятий по биологии!
Маркус весело рассмеялся.
Я протянула ему бутылку.
– Открой, пожалуйста.
– Никогда особо не разбирался в винах. Это, похоже, дорогое. Точно открывать?
– У нас ведь праздник.
Я принесла бокалы, и Маркус налил вина.
– За великие здания! – Я подняла бокал.
– Которые будут лучше нас!
– И нас переживут, – добавила я. Мы чокнулись. – Значит, теперь ты будешь часто бывать в Дареме?
– Очень. Мне там нравится. С удовольствием изучаю местность. И ты мне помогла – сообщила много интересного. Могу я в благодарность пригласить тебя на обед?
Если бы я только могла пойти! Чего мне стоит ему отказывать!
– Я бы с огромной радостью, но тут кое-кто возвращается.
– Кое-кто?
– Роберт Мирзоев – я тебе о нем говорила.
– Психоаналитик…
– Да. Он купил нам билеты на концерт в художественной галерее, здесь неподалеку. Он знает музыкантов.
– Какой интеллектуальный отдых.
Я шутливо его толкнула.
– Может быть, может быть… Жаль, я не отказалась. Давай еще выпьем.
Он налил нам обоим.
– Маркус, никогда не известно, что будет завтра, поэтому наслаждайся моментом. Я так за тебя рада и так тобой горжусь… Ты построишь прекрасное здание, и оно простоит в Дареме много лет. Это уже немало.
– И давно ты стала такой мудрой? Сядь поближе. – В его голосе звучала нежность.
Я обошла бар и присела на стул рядом с ним.
– У тебя ботинки в точности как те, что я тебе подарила. – Я потрогала его коричневые броги носком туфли.
– Что значит – в точности? Это они и есть.
– Не могли же они до сих пор не износиться!
– Такая обувь служит целую вечность. Я поменял подметки.
– Мне приятно, что ты их носишь.
– Мои счастливые туфли.
Мы рассмеялись и снова чокнулись.
Тут позвонили в домофон, и я вздрогнула. Мне не хотелось знакомить Роберта с Маркусом, и на какой-то миг я подумала – а не притвориться ли, что меня нет?