– А что с ним?
От недовольства по ее лицу пробежала легкая дрожь, она поморщилась.
– Проблемы с сердцем.
– Это очень серьезно?
– Ему нужно беречься.
– А что-то сделать можно?
– И так уже все делают. Иногда ему просто нужно отдыхать.
Роберт чувствовал нарастающее напряжение. Он сжал губы, словно не желая сказать лишнего, погладил мою руку и обратился к Соланж:
– Вы не передумали насчет экскурсии в галерею «Тейт Модерн»? Можно отменить.
– Нет-нет, я очень хочу пойти, а Петер просил купить ему каталог.
Я разглядывала пол вестибюля, выложенный белыми и серыми мраморными плитками. Роберт опять сжал мне руку.
– Так идем?
– Я бы лучше осталась, побыла с папой. Вы не возражаете? – Я перевела взгляд с Роберта на Соланж.
– Твоему отцу нужно спать, – отрезала она.
– Я не стану его будить. Дай мне ключ от номера. Посижу там, а когда он проснется, заварю ему чаю.
– Ты ведь собиралась все нам показать!
Как же я ее ненавидела! Я столько месяцев скучала по отцу, а она недовольна, что мы побудем вдвоем.
– Я с огромной радостью все вам покажу, – предложил Роберт.
– Спасибо, Роберт. – Она повернулась ко мне. – Тогда встретимся в ресторане.
– Столик заказан на час пятнадцать, – напомнил Роберт, посылая мне заговорщический взгляд – да, нелегко с ней.
* * *
Папа не спал. Одетый в халат, он сидел в кресле у окна.
– Милая, а где остальные?
– Ушли в галерею. А мне захотелось побыть с тобой.
Он встал и крепко меня обнял.
– Я очень рад!
Я села и внимательно на него посмотрела. Он был бледен.
– Ты плохо спал?
– Так себе. Сегодня просто нужно немного отдохнуть. Ничего страшного.
Я погладила его по руке.
– Ходить по галерее Тейта – такая морока. Она огромная.
– Да, я о ней читал.
– За один раз там все не посмотришь, хотя, я уверена, Роберт постарается.
Папа улыбнулся.
– Мне он понравился. Умный человек.
– Да, он очень умный и образованный.
– Не слишком теплые слова.
– Роберт – замечательный. Но я в него не влюблена.
– А он, по-моему, от тебя без ума.
Я пожала плечами. Папа хорошо знал, как я любила Маркуса и как переживала, когда он ушел.
– Папа, серьезно, как ты?
– Нормально. Надо просто пить лекарства и не переутомляться. И все.
Я опять погладила его по руке. Кожа у него была тонкая и сухая.
– Давай намажу тебе руки кремом. Тебе понравится.
Я нашла в ванной пузырек с лосьоном для тела. «Персидская сирень».
– Буду пахнуть, как целый гарем, – улыбнулся папа.
Я щедро плеснула лосьона ему на левую руку и стала мягко втирать в кожу; промассировала один за другим пальцы и запястье.
– Очень приятно.
Я принялась за правую.
Теперь каждая наша встреча может оказаться последней, а еще так много не сказано…
– Иногда я думаю, что на нашей семье лежит проклятие.
– Отчего же, милая?
– Томас, бабушка Таня… наверное, наши гены прокляты.
– Томас умер от инфекции.
– А Таня?
– Конечно, Танина ранняя смерть – ужасная, трагическая потеря, но такие беды случаются в каждой семье. Тебя это пугает?
Вот тогда взять бы и рассказать ему все. Поведать отцу свои печали – какое было бы облегчение. Я смотрела на его лицо, любимое, доброе и такое бледное. Он уже похоронил одного ребенка. Пусть думает, что у меня все хорошо.
– Ее смерть, конечно, произвела на меня впечатление.
– И потому ты боишься заводить детей? – мягко спросил он.
Я покачала головой.
– Ты сам говорил, что после смерти Томаса Соланж так и не оправилась.
– Не оправилась. Понимаешь, мы думали, он температурит из-за обычной простуды. Врач велел сбивать жар, и мама всю ночь делала ему холодные обтирания. И уснула прямо на полу, в детской, может, на час или полтора. А когда проснулась, Томасу было совсем плохо. Он побелел и ни на что не реагировал. Мама страшно перепугалась. Мы тотчас же отвезли его в больницу… На следующий вечер он умер. Менингит иногда развивается мгновенно.
– Прости, что напомнила. Не хотела тебя расстраивать.
– Ты меня не расстроила. Ты меня никогда не расстраивала. Случившееся омрачило все твое детство. Твоя мама не смогла смириться с потерей Томаса. Она его обожала. Я ее почти ревновал. И потом чувствовал себя виноватым. Переживал, что не сидел с ней той ночью.
– Папа, лучшего мужа просто быть не может. Ты так много для нее делаешь!
Он улыбнулся – грустно, словно все еще переживал свою вину.
– Мама два года проболела. Какое-то время не хотела вставать с постели. Я подарил ей щенка, и ей пришлось выходить, чтобы его вывести. Она поправлялась очень медленно. Я понял, какая она хрупкая… и до сих пор она такая.
– Мне она хрупкой никогда не казалась. Она хотела сыновей, а меня полюбить не могла, я ведь просто женщина.
Папа обхватил мое лицо ладонями.
– Пусть Соланж и не показывает, но мы оба гордимся нашей красивой и талантливой дочкой. Не бойся рожать детей, милая. Они приносят столько радости.
Я прижалась к папиной груди. Конечно же, он хочет, чтобы у меня были дети. Они оба этого ждут. Я слушала, как тихо бьется его бедное больное сердце.
* * *
Мы встретились в отеле «Коннот» ровно в четверть второго, как и условились. Соланж пребывала в хорошем настроении. На этот раз в роли хозяина выступал Роберт, и такое место было как раз в его вкусе. За аперитивом он рассказал, что во время войны в отеле жил Де Голль, а генерал Эйзенхауэр часто посещал ресторан. Роберт вечно выбирает такие роскошные места. Нам он посоветовал заказать пирог с курицей – фирменное блюдо. Папа так и сделал – наверное, в благодарность за то, что Роберт возился все утро с Соланж. Ему принесли целый пирог в глиняной тарелке. Под куполом хрустящей корочки обнаружилось перепелиное яйцо всмятку.
– Замечательный штрих. – Папа аккуратно разрезал его, и наружу потек желток, орошая начинку пирога. Проглотив первый кусочек, он сказал: – Просто чудо. Мелочи, говорят, впечатляют лишь глупцов. Я никогда так не думал. Мелочи могут доставлять огромное удовольствие. Взять хотя бы это яйцо. Пустяк, но доводит простой пирог с курицей до шедевра.