– Неудивительно… да еще и шеф такой болван.

Я усмехнулась.

– Ну, хватит обо мне. У тебя есть кто-нибудь?

– Сейчас нет. Мы с Лусией были вместе лет пять, но у нас ничего не вышло.

– Сочувствую. А почему?

– Она никак не могла смириться с моими постоянными разъездами. Мы поселились вместе почти сразу, как познакомились. Лусия требовала, чтобы я все время был рядом. Ее привязанность меня с ума сводила. Из-за этого и ушел, хотя она мне нравилась.

– Вы общаетесь?

– Нет. Она вышла замуж и счастлива: муж никуда не уезжает. Когда влюбляешься и отношения только начинаются, даже не понимаешь, как важно иметь одинаковые взгляды. Я бы с такой женщиной все равно долго не прожил. Хотя по-честному пытался с ней ужиться.

Да, у нас обоих за спиной неудачные романы. Почему так трудно добиться успеха?

– Мы с тобой понюхали пороху, – рассмеялась я.

– Точно. Мы – опытные ветераны! Спасибо тебе, было замечательно.

– Да, здорово.

Несмотря на его протесты, я оплатила обед. Мы вышли на улицу, и я показала Гектору, как пройти к метро, а сама решила поехать на такси. Я обедала почти три часа.

– Ладно, увидимся на презентации, – и Гектор меня обнял.

Он направился к метро, но, когда я уже садилась в машину, вернулся и сказал:

– Кэти… если захочешь поговорить… с опытным ветераном, звони в любое время.

– Спасибо.

По дороге в редакцию я впервые за неделю почувствовала себя комфортно. Встреча с Гектором вселила в меня надежду. Позже я поняла, почему. Благодаря ему я снова ощутила себя нормальным человеком.

Хейя

Октябрь

Река сегодня серая. Небо затянуло, по воде идет рябь, причем все больше – значит, ветер усиливается.

Сегодня – последний день в моей прекрасной квартире. В последний раз я могу постоять у огромного окна, глядя на реку и мост. Я так полюбила этот вид. Здесь стоял Маркус, когда мы впервые встретились после семилетней разлуки. Он всегда мечтал жить у воды. Еще студентом говорил, что у него из окон будет видно море. Говорил в самом начале, на той стадии отношений, когда обычно делятся мечтами. Своего рода нравственное обнажение, которое куда важнее, чем физическая нагота.

Мы тогда лежали в постели, в его скромной комнатке. Маркус жил в студенческом общежитии, на верхнем этаже. Дом был шумный. Никаких ковров. Слышно, как соседи топают по лестнице. Обстановка у Маркуса была спартанская. Полы выкрашены белой глянцевой краской. И постельное белье он любил белое. Стол, стул, стенной шкаф, хороший радиоприемник – все. На стенах – его рисунки. Мы говорили о доме, который он когда-нибудь выстроит нам на берегу моря.

На прошлой неделе пришло письмо от Филипа Парра, написанное от руки. Он выражал надежду, что письмо дойдет – он ведь думал, что я в Финляндии. Сочувствовал в связи с болезнью у меня в семье и предлагал, если понадобится его помощь, обращаться. Еще сожалел по поводу моего ухода из журнала. Я, по его мнению, внесла в издание большой вклад, и если передумаю, то место для меня всегда найдется.

Найдется, не сомневаюсь. Только зачем? Я потратила столько сил, чтобы получить работу в ее редакции, и чего добилась? Доставила ей несколько неприятных минут. Возможно, ранила. Но все мои усилия не смогли ее сломить. У нее внутри словно пружина, которая помогает ей распрямиться. А времени больше нет.

Последние несколько дней у меня работал автоответчик, и сегодня утром он записал сообщение от Илкки Лэйна. Мы несколько месяцев не общались. Илкка сказал, что его нашел Роберт Мирзоев и спрашивал адрес моих родителей – дать ему или не нужно? Я перезвонила Илкке.

– Хейя, я так рад тебя слышать! Я не знал, получишь ли ты мое сообщение. На всякий случай оставил. Как дела?

– Все очень хорошо, правда. Ты говорил про Роберта?

– Он надиктовал мне сообщение на автоответчик, я его не сразу получил, уезжал. Представился твоим близким другом и просил адрес твоих родителей. Говорит, Соланж заболела, и ты вернулась домой.

– Нет-нет, Иллка, извини, я и не знала, что у него есть твой номер. Просто я пытаюсь разорвать наши отношения и сказала Роберту, что уехала в Хельсинки на неопределенное время. Адреса ему не дала и не хочу давать.

– Он так переживал. Рвался помочь.

– Он, в общем-то, хороший человек, только ничего у нас не выйдет. А он стоит на своем, не хочет принимать отказ.

– Продолжаешь разбивать сердца… А мама-то здорова?

– Да. Они с отцом только что вернулись из Франции.

– Ну и хорошо. А когда ты будешь в Хельсинки?

– Не знаю. Когда приеду, непременно встретимся. Тебе работа по-прежнему нравится?

– Не особенно. Уже не так интересно, да и для взрослого человека несерьезно. Всем заправляют молодые недоумки. Правильно сделала, что сбежала.

– Спасибо за звонок, Иллка. Ты уж отделайся как-нибудь от Роберта.

– Конечно, Хейя. Береги себя.

Проклятье, чертов Роберт! Где он раздобыл номер Иллки? И откуда узнал, что я сказала в редакции про болезнь Соланж? В письме я о ней не упоминала. Есть лишь одно объяснение: виделся с Кэти. Номер Иллки есть только в анкете, которую я заполняла в редакции. Она ему и дала. Представляю себе их встречу. Она – сама респектабельность – как же, руководитель! А Роберт осторожно зондирует почву, пока не выудит больше, чем она хотела сказать – или могла себе позволить. Он умеет втереться в доверие. И его не остановят никакие границы, будь то мое тело или моя жизнь. И опять я ощутила себя предметом изучения – как и тогда, когда он проникал в меня пальцем.

* * *

Они уедут не позже шести. Презентация начинается в семь, заканчивается в половине десятого. Ей придется досидеть до конца, и Маркусу тоже – для моральной поддержки. Няня будет смотреть в гостиной телевизор, может, покурит у открытого окна или позвонит приятелю. Для меня главное – выбрать правильный момент. Пойду не раньше восьми. К этому времени Билли уснет.

Все нужное в дорогу я сложила посреди комнаты: свой чемодан, сумку для детских вещей, упаковку подгузников. Коляска уже лежала в машине, прикрытая одеялом. Картонную коробку с бутылочками и детским питанием я заклеила скотчем – чтобы консьерж не заметил, какие вещи я складываю в машину. Он бывший полицейский и проявляет к нашим передвижениям большой интерес. Предстояло отнести собранное в багажник «Вольво». А потом отдохнуть перед дорогой.

Сначала я вынесла все на площадку и сложила у лифта. Заперла квартиру и перенесла вещи в лифт. На первом этаже выгрузила их в вестибюль.

Консьерж, увидев сумки, вылез из-за стола. Физиономия у него толстая; одевается он в нелепые форменные белые рубашки с синими погончиками и медными пуговицами – словно это прибавит ему солидности. Брюки, тоже синие, перехвачены черным ремнем, над которым нависает живот.