Они сидели в полумраке, прижавшись друг к другу, и молчали.
– Я волновалась за тебя, – повторила женщина.
– С этой колонной как-то все сразу пошло не так… – начал Иванов и замолчал, не окончив фразы.
– Расскажи мне, – попросила Юля.
Он стал рассказывать про то, как неожиданно оказался в составе колонны, как произошел захват, как они втроем бежали, скрывались, как чуть не попали в руки милиции, как он оказался здесь.
– Ты думал обо мне? – спросила Юля.
Он не мог видеть ее лица, потому что сидел очень близко, но чувствовал, что женщину взволновал рассказ. Нашел ее руку и мягко пожал.
– Думал, – не солгал Иванов. Он хотел сделать Юле приятное. – Я даже стихотворение о тебе написал. Хочешь прочитаю?
– Прочитай, – вполголоса воскликнула женщина, с удивлением глядя на Иванова. – Ты стихи сочиняешь?
– Баловался когда-то, – поскромничал Иванов и, не отводя взгляда от Юли, начал читать наизусть:
Ты сидишь передо мною, так обманчиво близка,
Я коснусь тебя рукою, но ты все же далека.
Так огромны расстояния, разделяющие нас,
Мое время не стояло, твое время не настало,
И об этом я скажу тебе сейчас.
Не могу тебе стать близким, так как близким стал другой,
Но не хочет знать прописки сердце, полное тобой.
Расстояние в две жизни никогда не сократить.
Только сердцу не расскажешь, только сердцу не докажешь,
Что ему никак нельзя тебя любить.
Пусть грущу, но грусть прекрасна. Я тебя благодарю,
Что ты есть. Я этим счастлив. Я тебя боготворю.
И в глазах твоих красивых я стараюсь уловить,
Что почти неуловимо, что совсем необъяснимо,
Почему я не могу тебя забыть?
– Врешь, – выдержав небольшую паузу, вздохнула Юля. – Это стихотворение не может быть посвящено мне. Это ты сейчас решил мне подыграть. Когда мы расстаемся, ты никогда обо мне не думаешь – я знаю. Впрочем, все мужики – вруны! А само стихотворение очень хорошее. Спасибо!
– Честно: стихотворение – о тебе! – решил не сдаваться Иванов. – А ты ночью ехала на другой конец города, чтобы спросить о том, думал я о тебе или нет?
– Не только… – Юля, мягко высвободив пальцы, поднялась и пересела на диван. – Я хочу тебя попросить… – она остановилась на середине предложения. Ее глаза не мигая смотрели на Иванова.
– О чем? – он не выдержал затянувшейся паузы.
– Скажи, Саша, я за время нашего знакомства была для тебя обузой? Или когда-нибудь мешала тебе?
– Нет, никогда! – воскликнул он, вскакивая и пересаживаясь к ней на диван. – Наоборот, встреча с тобой, понимание того, что ты живешь где-то рядом, изменила мою жизнь. И изменила к лучшему! – направленный на Юлю открытый взгляд выражал все чувства, переполняющие его сейчас. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне важно это знать, – она отвела глаза.
– Зачем?
– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое…
– Скажи мне то, что ты хочешь сказать! – он прикоснулся ладонью к ее плечу.
– Теперь все равно!.. – будто решившись на что-то важное, вздохнула Юля и махнула рукой. – Я… Я скажу тебе! – Она повернулась и подалась к Иванову всем телом. В ее глазах горел огонь. – Хочу попросить тебя… Ты не будешь ничем обязан… Сделай мне ребенка…
Утром он провожал ее до двери. От раннего завтрака Юля отказалась.
– Может, не стоит спешить? На чем ты сейчас доедешь? – спросил он. – Общественный транспорт еще не пошел. Возьмешь такси?
– У подъезда стоит моя машина, – мельком бросив взгляд в зеркало в коридоре, ответила женщина. – Перед работой надо еще много чего успеть.
– И давно у тебя машина? – поинтересовался Иванов.
– Эта – недавно. – Юля отошла от зеркала и посмотрела на него. – Хочешь спросить, почему я тебя никогда на ней не возила? Отвечу. Я хотела, чтобы ты хоть иногда приезжал за мной. Хотела рядом с тобой чувствовать себя слабой женщиной. И мне было с тобой хорошо…
– Почему ты говоришь в прошедшем времени? – он обнял и прижал ее к себе. – У нас все только начинается.
– Нет, Саша. – Она не сопротивлялась. – Я знаю, как ты дорожишь семьей. И говорю так, потому что после сегодняшней ночи наши с тобой отношения переходят в другую стадию. – Она подняла лицо, посмотрела ему в глаза и грустно улыбнулась. – В стадию просто знакомых или коллег по работе. И если у меня будет ребенок, я сумею воспитать его сама. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя чем-то обязанным или виноватым. Ведь я сама этого захотела.
Юля отстранилась и подошла к двери. Озадаченный Иванов стоял, не зная, что сделать или сказать. Ему не оставили права выбора!
– Ну, прощай… Саша, – Юля, посмотрев на Иванова близоруким взглядом, повернулась и, щелкнув замком, открыла дверь.
– Юля! – попытался остановить ее он.
– Все, Саша… Все… – не оборачиваясь, она решительным жестом, чуть задержавшись на пороге, остудила его порыв, затем шагнула за дверь и прикрыла ее за собой.
– Пока… Увидимся! – запоздало и растерянно сказал Иванов, зачем-то подняв в приветствии руку. Слова, выраженные с такой внутренней силой, жестоко ударили по сердцу и оставили рану в душе. Нет, он не мог просто так вырвать оттуда Юлю!
Когда она ушла, он почувствовал себя брошенным. Пройдя на кухню, достал из холодильника початую бутылку коньяка, налил в стакан сначала одну – выпил залпом, потом другую порцию напитка и опустился на табурет. Он не жалел о том, что произошло ночью. Он жалел о том, что все складывалось именно так!
Лариса позвонила задолго до обеда.
– Сейчас можешь ехать домой. А к восемнадцати часам приезжай в главный офис, – приказала она. – Общий сбор!
– Что заказывать: катафалк или «скорую»? – решил пошутить Иванов.
– Ящик коньяку на поминки, – в тон ему ответила Лариса. – Чугун застрелился! – Послышались короткие гудки…
«Вот тебе раз!..» – Иванов постоял у телефонного аппарата, охваченный нехорошими предчувствиями. Ему захотелось прямо сейчас все бросить и, забрав Тамару с Наташкой, уехать от творящегося вокруг сумасшествия куда-нибудь в глухомань, где их никто не знает, спрятаться хотя бы на время. Или поселиться там навсегда. Это был бы выход!
Через пять минут Иванов уже выходил из дверей квартиры. Он спешил.
Дома главу семейства ждали и встретили, как и полагается встречать самого дорогого человека. Тамара цвела от счастья, не отводя от мужа светящихся радостью глаз. Неотправленная в садик по случаю возвращения папы, Наташка, получив своего большого плюшевого медведя, не сходила с отцовских рук.