А в это время на берегу реки Танис, ничего не ведая о разыгравшейся в Мансуре драме, Людовик пытался сохранить контроль над войсками, даже когда эскадроны конных мамлюков бросились в контратаку. Один крестоносец описал, как послышался «громкий шум рогов, труб и барабанов», когда они приблизились. «Люди кричали, лошади ржали, и было невозможно ни видеть, ни слышать». Но в гуще сражения король остался хладнокровным и старался пробиться вперед, чтобы захватить позиции на южном берегу реки, напротив лагеря крестоносцев. Здесь франки сплотились вокруг орифламмы и отчаянно пытались устоять, пока мамлюки обрушивали на них «тучи стрел» и втягивали в рукопашный бой. Потери того дня были ужасны. Один из рыцарей Жуанвиля получил удар «копьем между лопаток, и рана была так огромна, что кровь выливалась из его тела, как из отверстия в бочке». Другой получил удар мусульманского меча в середину лица, практически отрубивший ему нос, который «качался над его губами». Рыцарь продолжил сражаться и позже умер от ран. О себе Жан написал: «Я был ранен пятью стрелами врага, а моя лошадь — пятнадцатью».
Крестоносцы были близки к поражению — некоторые пытались переплыть реку, и один очевидец записал, что видел «реку, полную копий и щитов, полную людей и лошадей, тонувших в воде». Тем, кто сражался рядом с королем, казалось, что врагов бесконечно много, потому что «на месте каждого убитого мусульманина тут же появлялся другой, свежий и рвущийся в бой». Однако на протяжении всего сражения Людовик был непреклонен и отказывался отступать. Вдохновленные примером своего короля христиане выдерживали атаку за атакой, и наконец около трех часов пополудни натиск мусульман ослабел. К ночи изрядно потрепанные франки сохранили господство на поле сражения. [381]
Латинские источники описывают битву при Мансуре как величайшую победу христиан, и в каком-то смысле это действительно было так. Выстояв, франки создали плацдарм к югу от Таниса. Но за это достижение пришлось заплатить огромную цену. Гибель Роберта д’Артуа и его отряда, а также большого числа тамплиеров лишила экспедицию самых надежных воинов. Во всех последующих боях их отсутствие ощущалось необычайно остро. И хотя крестоносцы переправились через реку, город Мансура все еще оставался в руках противника и преграждал им путь дальше.
Сразу после сражения при Мансуре перед Людовиком IX возникла стратегическая дилемма. Теоретически у короля было две возможности: сократить потери и отступить за Танис или укрепиться на южном берегу в надежде как-нибудь одолеть Айюбидов. Выбор первой возможности был равнозначен признанию поражения, потому что, хотя такая осторожная тактика могла позволить крестоносцам перегруппироваться, шансы организовать еще одно успешное наступление через реку были крайне ограниченными, поскольку армия понесла большие потери. Должно быть, Людовик также осознавал, что стыд и разочарование из-за оставления плацдарма, захваченного с такими огромными жертвами, вероятно, подорвут моральный дух армии и восстановить его уже не удастся. В ту ночь или на рассвете король еще мог скомандовать отступление, но этот шаг означал бы крах его египетской стратегии и конец Крестового похода.
Учитывая искреннюю веру Людовика в то, что его экспедиция «санкционирована и поддержана» свыше, что он обязан сохранять рыцарство и чтить достижения своих предков-крестоносцев, вряд ли стоит удивляться тому, что он отверг мысли об отступлении. Вместо этого он немедленно начал укреплять свои позиции к югу от реки, используя для этого материалы, найденные в разгромленном лагере мусульман, в том числе дерево от четырнадцати оставшихся катапульт, для сооружения импровизированного забора. Также были выкопаны неглубокие оборонительные траншеи. В то же время несколько маленьких лодок были связаны вместе, чтобы создать некое подобие моста через Танис. Так были соединены старый северный лагерь крестоносцев и их новый аванпост. Этими мерами крестоносцы подготовились к военным действиям, которые должны были последовать. Возможно, в памяти Людовика еще была свежа неожиданная победа при Дамьетте, и он был убежден, что сопротивление Айюбидов вот-вот будет сломлено.
Спустя три дня надеждам короля был нанесен первый удар. В пятницу 11 февраля мамлюки начали массированную атаку, возглавляемую Бахрией. Сражение длилось до темноты. Тысячи мусульман окружили лагерь крестоносцев, исполненные решимости сломить сопротивление франков с помощью обстрела и кровопролитного ближнего боя. Христиане позднее заявили, что подверглись «упорной, ужасной и устрашающей атаке», и многие латиняне из Утремера говорили, что «никогда не видели такого смелого и жестокого нападения». Необузданная ярость мамлюков ужаснула крестоносцев, один из которых написал, «что они были похожи не на людей, а на диких зверей, одержимых злобой», и не боялись смерти. Многие франки были ранены в битве при Мансуре — Жуанвиль, к примеру, из-за ран не мог носить доспехи, — но тем не менее они упрямо защищались, и им помогали стрелы из арбалетов, которые обрушивали на противника стрелки из старого лагеря на противоположном берегу реки. Людовик опять сохранил хладнокровие, и латиняне устояли, хотя и потеряли много людей погибшими и ранеными. Среди последних был Великий магистр ордена тамплиеров, который 8 февраля потерял глаз, а теперь лишился второго и вскоре умер от ран.
В двух страшных сражениях латиняне продемонстрировали огромную стойкость и силу духа. Они также утверждали, что во втором сражении убили не менее 4 тысяч мусульман. В арабских хрониках нет сведений, подтверждающих или опровергающих эти данные, но, даже если они верны, такие потери не лишили Айюбидов подавляющего численного преимущества. Армия крестоносцев устояла, хотя и была сильно ослаблена. Отныне и впредь они не имели возможности атаковать. В лучшем случае они могли рассчитывать сохранить свой опасный плацдарм на южном берегу. А если Мансуру нельзя было атаковать, как выиграть войну?
В последующие дни и недели вопрос встал еще острее. Египтяне периодически вели разведку боем, но в целом довольствовались тем, что удерживали христиан в границах лагеря. К концу февраля, в условиях отсутствия и намека на прогресс, атмосфера в лагере начала ухудшаться. Трудности крестоносцев усугубились началом эпидемии, в основном связанной с огромным количеством трупов, оставшихся на поле боя и в воде. Жуанвиль описывал, что видел десятки мертвых тел, плывущих по течению Таниса, которые запрудили реку у лодочного моста франков, так что «вся река была покрыта телами от одного берега до другого и так далеко вверх по течению, насколько можно было добросить камень». Начала сказываться и нехватка продовольствия, многие заболели цингой. [382]
В этой ситуации снабженческая цепочка вниз по Нилу до Дамьетты стала жизненно важной. Пока христианский флот мог беспрепятственно перевозить грузы в лагерь Мансуры, но вскоре все изменилось. 25 февраля 1250 года, после многомесячного путешествия из Ирака, в дельту Нила прибыл наследник Айюбидов аль-Муаззам Тураншах. Он сразу вдохнул новую жизнь в мусульманские армии. Разлив Нила давно закончился, и в канале Махалла было слишком мало воды, чтобы в него можно было войти с юга, но Тураншах приказал переправить около 50 судов волоком по суше к северной части канала. Оттуда суда могли плыть по Нилу мимо флота франков в Мансуре. Жуанвиль признал, что это «было большим шоком для наших людей». Уловка Тураншаха была идентична той, что мусульмане применили против Пятого крестового похода, и для экспедиции Людовика она предвещала катастрофу.