Как только крестоносцы прибыли к Иерусалиму, стал очевидным раскол в их рядах: армии разделились на две. После осады Арки популярность Раймунда Тулузского уменьшилась, и теперь, покинутый даже Робертом Нормандским, граф пытался удержать хотя бы франков с юга. Раймунд расположил своих людей на горе Сион, к юго-западу от города, откуда угрожал Сионским воротам. Новый вождь похода Годфруа Буйонский тем временем осадил город с севера. Его люди стояли между Четырехугольной башней и воротами Святого Стефана. Пользуясь поддержкой Арнульфа из Шока, священнослужителя, активно способствовавшего дискредитации Святого копья, Годфруа выступал в союзе с двумя Робертами и Танкредом. С точки зрения стратегии разделение войск имело некоторые достоинства, поскольку Иерусалим мог подвергнуться нападению с двух сторон, но оно также было результатом растущих разногласий.
Это не могло не тревожить, потому что франки не могли позволить себе длительной осады Иерусалима, как это было в Антиохии. Большая длина городских стен означала, что, учитывая ограниченные людские ресурсы франков, эффективная блокада невозможна. К тому же немаловажным был вопрос времени. Крестоносцы пошли на большой, хотя и, вероятно, необходимый риск, двигаясь из Ливана с большой скоростью и не останавливаясь, чтобы обезопасить тыл или создать надежную сеть снабжения. Теперь они находились в сотнях миль от ближайших союзников, были практически отрезаны от подкрепления, логистической поддержки и возможности бежать. И все это время они знали, что аль-Афдаль поспешно собирает силы Фатимидов, чтобы использовать их для освобождения Святого города и уничтожения христиан. Почти самоубийственная дерзость наступления латинян не оставила им выбора. Им оставалось только пробиться в город, и сделать это раньше, чем подойдет египетская армия.
На этой завершающей стадии экспедиции франки могли выставить около 15 тысяч закаленных в боях воинов, в том числе 1300 рыцарей, но эта армия была лишена материальных ресурсов, необходимых для ведения осады. Общий размер городского гарнизона был франкам неизвестен, но они понимали, что воинов в нем не одна тысяча и определенно присутствует элитное ядро из хотя бы 400 египетских кавалеристов. Правитель Иерусалима из Фатимидов Ифтикар ад-Даула тем временем усердно готовился к нападению — опустошал окружающую территорию, отравлял воду в колодцах, валил деревья и изгонял местное христианское население, опасаясь предательства. 13 июня, через шесть дней после прибытия, крестоносцы начали первый штурм. Мусульмане ожесточенно сопротивлялись. В это время у франков была только одна осадная лестница и жалкий арсенал, но отчаяние и пророчество отшельника, встреченного ими на Масличной горе, побудили их начать штурм. На самом деле Танкред, возглавивший атаку на северо-западе, нанес такой яростный удар, что едва не достиг успеха. Успешно установив свою единственную осадную лестницу, латиняне устремились вверх по стене, но первый же человек, ухватившийся за верх стены, лишился рук, отрубленных мощным ударом мусульманского меча. Атака захлебнулась.
После этого франкские лидеры пересмотрели стратегию и решили отложить штурм до того, как будут построены эффективные осадные машины. Начался отчаянный поиск материалов. Одновременно с этим крестоносцы ощутили влияние жаркого палестинского лета. Правда, на некоторое время продовольствие перестало быть главной проблемой, поскольку из Рамлы доставили зерно. Но решимость франков существенно ослабляла нехватка воды. Поскольку все близлежащие источники питьевой воды были отравлены, христианам приходилось уходить все дальше и дальше от места своего расположения. Один латинянин мрачно вспоминал: «Ситуация была настолько тяжелой, что, когда кто-нибудь приносил в лагерь грязную воду в сосудах, он мог получить за нее любую цену, а если кто-то желал получить чистую воду, за пять или шесть центов он не мог получить ее достаточное количество, чтобы утолять жажду в течение дня. О вине вообще почти никогда не вспоминали». Как-то раз один бедняга умер, выпив болотную воду, зараженную пиявками. [56]
К счастью для крестоносцев, как раз когда все это началось, прибыла совершенно неожиданная помощь. В середине июня в Яффу, ближайший порт к Иерусалиму, пришел флот из шести генуэзских судов. Его экипаж, в котором были искусные мастера, направился к Святому городу, чтобы присоединиться к его осаде. Люди несли такие остро необходимые вещи, как веревки, молотки, гвозди, топоры, мотыги и резаки. Одновременно лидеры крестоносцев, раздобыв у местных христиан полезные сведения, обнаружили неподалеку леса и стали возить древесину на верблюдах в лагерь. Так перспективы франков изменились в лучшую сторону — они приступили к строительству осадных машин. В течение следующих трех недель они активно сооружали осадные башни, катапульты, тараны и лестницы, почти не прерываясь на отдых, но внимательно следя за окрестностями — ведь в любой момент могла подойти армия аль-Афдаля. А в Иерусалиме Ифтикар ад-Даула ждал прибытия хозяина, одновременно надзирая за постройкой собственных метательных машин и укреплением стен и башен.
Ведя подготовительные работы, и осажденная и осаждающая стороны прерывались только для того, чтобы обменяться подрывающими моральный дух актами варварства. Мусульмане регулярно затаскивали на городские стены деревянные кресты, которые на глазах крестоносцев оскверняли — плевали и мочились на них. Со своей стороны, франки организовывали публичные казни, обычно обезглавливая пленных мусульман на глазах иерусалимского гарнизона. Во время одного из наиболее отвратительных эпизодов крестоносцы довели эту тактику до крайности. Поймав в своем лагере мусульманского лазутчика, франки решили забросить его обратно в город, как они уже делали с другими жертвами во время предыдущих блокад. Но только, если верить воспоминаниям одного из христиан, в этот раз несчастный пленник был еще жив. «Его положили в катапульту, но он оказался для нее слишком тяжелым и далеко не улетел. Рухнув на острые камни у стены, он сломал шею и другие кости и, как говорили, вскоре умер». [57]
В начале июля, когда сооружение осадных машин близилось к завершению, франки получили сообщение, что войско Фатимидов уже почти собрано, и необходимость в быстрой победе стала еще более настоятельной. В этот момент отчаяния духовное откровение снова подняло боевой дух и придало экспедиции уверенность в Божественном одобрении. Провансальский священник-прорицатель Пьер Дезидериус предсказал, что Святой город падет, если крестоносцы до начала штурма пройдут трехдневную процедуру ритуального очищения. Как и в Антиохии, последовала серия проповедей, публичных покаяний и месс. Армия даже прошла в торжественной процессии — все были босыми — вокруг городских стен с пальмовыми ветвями в руках, хотя фатимидский гарнизон не проявил уважения к этому ритуалу и обстреливал христиан из луков. К концу второй недели июля, завершив строительство осадных машин и укрепив свой дух, крестоносцы были готовы к атаке.