Прямо перед заключительной частью один студент поднял руку:
— Почему бы нам вместо группового сеанса не погрузить в регрессию этого «Моцарта»?
Я попытался отмахнуться от него и ободряюще взглянул на Шелли.
К счастью, как мне показалось, этот неожиданный вопрос её нисколько не обеспокоил. К молодому человеку присоединились ещё несколько студентов, пока не осталось ни одного, кто был бы против. Я снова посмотрел на стоически невозмутимую Шелли. Казалось, она наслаждалась вниманием. Подняв брови, делая одолжение, она любезно согласилась. В ответ раздались аплодисменты. Девушка встала и смело направилась к стулу в центре, который я немедленно освободил для неё. Она села на стул без малейшего смущения. Я был совершенно уверен, что при нормальных обстоятельствах Шелли могла оправдать ожидания, но мы находились на общественном мероприятии, и я опасался намного больше Шелли. Мне нужно было защитить её. Однако я понял, что выхода нет. Мы итак уже не могли избежать щекотливых вопросов, которые студенты начали задавать. Даже если бы она была Моцартом, как я полагал, никто не мог знать о нём абсолютно всё.
Мои страхи появились ещё до предпосылок. Один из самых коварных советчиков побежал в свою комнату и вернулся в зал, держа, похоже, полную коллекцию писем Моцарта. Приблизившись ко мне с ехидной улыбкой на юной физиономии, он наугад открыл книгу. Какое чудовищное легкомыслие!
— Спасибо, — внешне выказывая благодарность, сквозь зубы сказал я этому чертовому умнику.
Можете ли вы представить, какой строгий экзамен это был? Это было запредельно сложное испытание.
Он указал дату и время письма:
— Погрузите её в это время, если вы конечно можете.
И, ухмыльнувшись, направился к своему месту.
Мы начали. Я погрузил её в какой-то период жизни Моцарта, чтобы она свыклась с вибрацией и окружением того времени. Потом я подвёл её к указанному в письме времени. Я хорошо видел, что письмо адресовано его кузине Мари Анне Текла, имя, которое Шелли мне никогда не называла. Я уточнил время и дату, а потом спросил:
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Я пишу письмо своей кузине Мари Анне Текла.
Я не мог удержаться, чтобы тайком не взглянуть на юного франта-умника.
— И что он там пишет? — хладнокровно поинтересовался он.
— Моцарт, что ты пишешь?
«Моцарт» затрясся от смеха, который продолжал нарастать секунд 30. Как вдруг «он» схватился за живот и взвыл так, что чуть не свалился со стула. Я подбежал к Шелли и поймал её, прежде чем она упала. Успокоив её, я поинтересовался:
— Моцарт? Что там в письме?
Прошло мгновение. «Моцарт» нерешительно, смущаясь, ответил:
— Я описываю кузине разные способы справлять нужду.
На сей раз от хохота взорвался весь зал. «Моцарт» сидел спокойно, не обращая ни на кого внимания. Я взглянул на советчика, чтобы определить его реакцию на ответ Шелли. Сдержанно соглашаясь с ответом Шелли, он кивает, а потом вновь начинает недоверчиво качать головой. Моё самолюбие затрепетало от радости.
Прочитав оставшуюся часть письма, сопровождаемую большим успехом, я уверенно задал следующий вопрос:
— Что-нибудь ещё, Вольфганг? Может, ты ещё хочешь что-то нам рассказать?
— Мы сейчас в подвале, допили вино (снова хохочет). Мы делаем пи-пи в пустые бутылки и оставляем всё это на выпивку (зал начинает смеяться ещё сильнее).
Шелли была права на все 100%, и все, кроме меня, естественно, испытали потрясение.
Прямое попадание в цель! Я вернул Шелли в нормальное состояние. Наш франт явно пребывал в смятении от такой феноменальной точности, которую она ему преподнесла. Она предоставила нам возможность взглянуть на мир Моцарта через кристально-чистое окно. Неужели перед нами, безмозглыми взрослыми, беспечно, как и во время гипноза, сидит воплощение Моцарта? Разве само по себе это не событие? Неужели перед нами композитор, который по книге рекордов Гиннеса, считается самым транслируемым в мире? В каждый момент времени, в течение 24 часов, где-то на планете по радио звучит его музыка.
Сейчас, уже более сдержанный, наш новоиспечённый исследователь театрально закрыл книгу, ставшую источником сложных вопросов, и радостно произнёс:
— Либо Шелли обладает высшей учёной степенью, либо она, чёрт подери, и есть он сам!
Все зааплодировали, Шелли сделала реверанс, и под воздействием эйфории мы раздали приличное количество Бхагавад-гит со всей космической информацией о перевоплощении души и более детальными объяснениями этого процесса.
Исследуя этот уникальный случай, я обнаружил ещё больше доказательств, которые, как мне показалось, ещё сильнее склоняли чашу весов в пользу Шелли.
Обнаруживая что-то в книге, я задавал ей свой вопрос, иногда она сама что-то мне рассказывала, что мне следовало найти. Но, как ни странно, чаша весов всегда склонялась в её пользу.
Однажды Шелли сама проявила инициативу. Она приоткрыла мне ещё одну завесу, втянув меня в ту ослепительную и головокружительную жизнь.
— В то время вы были мои другом. Я вас знаю. Я любила вас. У вас была ослепительная улыбка, такая же, как банан.
— Правда? — ответил я, демонстрируя сомнения на этот раз.
— И кем же я был тогда?
— Томасом Линли, — ответила она так, как будто я обязан знать, кто это такой.
— Кем он был? — естественно, поинтересовался я.
— Моим английским другом. Мы познакомились во время путешествия по Европе. Вы были совсем ребёнком. Так же как и я. Вы превосходно играли на скрипке.
Моцарт, как известно, был не только, возможно, величайшим композитором и пианистом, он к тому же прекрасно играл на скрипке.
Вдруг Шелли замолчала. В глазах блеснула слеза. Она тихонько заплакала.
— Вы утонули. Вы утонули в Англии. Вы, упали в...
— Сейчас мы с тобой живём в более счастливое время. Не стоит больше переживать. Глубоко вдохни. В конце концов, Господь снова соединил нас, и мы вместе...
Позже я продолжил свои поиски, изучая тематические книги в надежде найти более достоверные подтверждения. Прошло не так много времени, как я их нашёл. Томас Линли, скрипач-вундеркинд, утонул в речном канале в Кембридже. Он упал с лодки, на которой катался со своей подругой.
Возможно, с того момента я могу предоставить больше информации о преимуществах и недостатках регрессии, а также объяснить наиболее важные аспекты. Как вы уже поняли, люди не только смогут обрести веру в то, что, в принципе, смерти как таковой нет. По милости Господа (в зависимости от того как вы Его видите), человек может избавиться от травмы тонкого тела, преследующей вас ещё с прошлой жизни. Выздоровев, человек может оживить своё нынешнее существование, как это произошло в случае с Элейн.