Между жизнью и смертью | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Волнение прошло. Она знала, что сейчас нужно делать. Она почувствовала, что это еще не конец.

Она снова может взять ситуацию под контроль.

Если, конечно, проявит волю и настойчивость. А этого у нее не занимать.

— Так, слушайте меня. Все нормально, передайте всем, чтобы успокоились, — она говорила своим обычным, властным и не терпящим возражений голосом. — Никакой бригады не надо. Санитар Бондаренко будет уволен сегодня же, больше он здесь никогда не появится. Если что — я сама вызову милицию. Все, идите.

И, резко повернувшись, Рябкина заторопилась в другой конец больничного городка — туда, где за осенними деревьями мрачно желтело одноэтажное здание больничного морга…

* * *

Банда толкнул двери от себя, и в нос ему тут же ударил знакомый сладковатый запах — запах смерти.

Вонь в морге стояла невыносимая. Проблемы всех бывших советских моргов — маломощные и изношенные холодильники и хроническая нехватка мест. Трупы лежали всюду, буквально в первой же после входных дверей комнатке, в предбаннике, возле мирно дремавшего старичка-сторожа лежал труп со страшно торчащими из-под простыни ногами.

— Ты куда, милок? — проснувшийся от неожиданного появления Банды старичок попытался преградить ему дорогу.

— Дело у меня здесь, — Банда постарался отстранить деда, но тот ловко вцепился ему и рукав.

— Какое такое дело? Не положено! Василий Петрович ругаться будет, нельзя так!

— Кто такой Василий Петрович?

— Врач, врач наш. Этот, как его… Патолоканатом, — с трудом «выговорил» трудное слово старик, гордо вскинув голову. — Он ругаться будет…

— Патологоанатом? Отлично, — Банда удовлетворенно кивнул головой. — Вот его-то мне и надо.

Он здесь?

— Здесь, где ж ему быть! Он сейчас занят, — старик уважительно поднял кверху свой тощий палец, — проводит вскрытие.

— Ничего, я на два слова.

— Ну иди, коль так рвешься. Смотри, темновато тут, не зацепись за «жмурика» какого.

— А где этот Василий Петрович?

— А по коридору пойдешь прямо, там будет лестница вниз, в подвал. Спустишься, а там увидишь — там уж свет будет ярко гореть.

— Ну, спасибо. Найду, — и Банда решительно толкнул дверь, ведущую в темный коридор с лежавшими вдоль стен отвратительно пахнущими трупами…

Конечно, Банде доводилось бывать в этом морге и раньше — несколько раз его посылали сюда с бумагами. Но дальше предбанника со старичком-сторожем заходить необходимости не было, и теперь, ступив в узкий коридор морга и услышав, как захлопнулась за спиной дверь. Банда невольно поежился, ощутив неприятный холодок в спине.

Уж чего-чего, а трупов за свою жизнь он видел предостаточно. Разных — и убитых в бою товарищей с аккуратненькой бескровной дырочкой в голове, и разорванных буквально на куски гранатой или миной; видел казнь в Таджикистане, когда отрубленная голова, как спелый арбуз, покатилась в пыль; видел изрезанных московских вокзальных проституток, на которых, как казалось, не было живого места, не тронутого ножом. Видел их и по одному, видел и тогда, когда лежали они, да в том же Афгане, целыми штабелями, готовясь к отправке домой в цинковых ящиках. Много насмотрелся он за свою не такую уж и долгую жизнь.

Но Сашка никогда не оказывался в царстве мертвых вот так, один на один с ними, в полумраке замкнутого тесного пространства. И ни луча солнца, ни живого человеческого голоса…

Трупы для наших больниц — настоящее бедствие. Это только кажется, что люди умирают редко.

К сожалению, все происходит как раз наоборот.

Умирают больные. Замерзают бомжи. Тихо отходят в лучший мир беспризорные одинокие старички. Загибаются в пьяном угаре пропащие алкоголики…

Хотите узнать, сколько вокруг одиноких людей — сходите в морг. Это они, «невостребованные», на языке врачей, лежат в затхлом, пропахшем смертью мраке, дожидаясь погребения и приводя в ужас врачей и администрацию больниц.

Ну привез же кто-то старика на лечение! Был же какой-то то ли сын, то ли племянник! Но вот старик умер — и никому становится не нужен. Пока милиция будет искать родственников, пока родственники письменно подтвердят отказ от погребения тела, пока прокуратура все официально оформит — проходят не недели. Месяцы! Старик, или бомж, или убитый в пьяной драке «неустановленный» алкоголик все же будут в конце концов всунуты в грубый ящик из нетесанных досок и похоронены на окраине городского кладбища, вместо надгробия получив колышек с номером могилы. Но до этого дня они будут лежать здесь. Будут разлагаться, не умещаясь в забитый до отказа холодильник, будут пухнуть и распространять ужасное зловоние, будут истекать трупной жидкостью, заливая бетонный пол, — и никто и никак не сможет им помочь…

Банда шел по этому ужасному коридору и будто слышал, как звенят напряженно его собственные нервы — его стальные тренированные нервы.

Вот наконец и лестница в подвал.

Сашка опустился вниз и, как и рассказывал ему сторож, увидел яркое пятно света в прозекторской.

Полный рыжий мужик с совершенно красной физиономией в ярких лучах операционной лампы ковырялся скальпелем и пинцетом в утробе свеженького покойника, насвистывая при этом какой-то веселенький мотивчик.

— Здравствуйте. Вы — Василий Петрович?

От неожиданности мужик выронил пинцет из рук и резко обернулся на звук голоса.

— Я, — прогудел он басом. — Кто вы такой и что здесь, черт подери, делаете?

— Я санитар вашей больницы…

— Чего надо? — он внимательно рассматривал Банду. — Ходят тут всякие…

Банда сохранял спокойствие, стараясь лишний раз не заводиться, но был весьма удивлен неожиданно агрессивным и бесцеремонным тоном этого врача:

— Так это вы — Василий Петрович, патологоанатом?

— Я же сказал — я. Что надо?

— Вы заведуете всем этим хозяйством? — Банда обвел взглядом стены вокруг.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна ваша помощь.

— В чем?

— Сегодня ночью вам в морг поступал труп?

— А что я, по-твоему, сейчас делаю? — красномордый прозектор кивнул на разрезанного «пациента». — Вот он, красавчик, как живой…

— Нет, я имею в виду…

— А ты что, родственник ему или друг? Так не волнуйся — констатирую причину смерти и зашью, как положено. Если в ожил, он бы даже бегать смог, ха-ха! Слышь, санитар, а ты случайно не выпить хочешь?

Только сейчас Банда понял, чем отчасти объяснялся такой выдающийся румянец на жирных щеках Василия Петровича — прозектор был здорово пьян. Впрочем, осуждать за это человека у Банды не повернулся бы язык — работенка у патологоанатома, как ни крути, не из веселеньких. Да и атмосфера помещения располагает, так сказать, к принятию допинга. С другой стороны, парень даже представить себе не мог, как можно пить и закусывать в этом воздухе, среди этих… Он даже содрогнулся, представив себе малоприятный процесс.