Павел мельком взглянул на нее. Нелли сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги и подняв подол пеньюара чуть не на талию. В глубоком разрезе лежала красивая тяжелая грудь, странным светом соблазна сияли оголенные ноги, все ее тело, чуть прикрытое прозрачной тканью, манило и призывало к себе. На какое-то мгновение он заколебался.
«А может, все же отложить разговор? Объяснить ей все по телефону из Праги?»
Но он постарался отогнать от себя эти мысли.
Нет, решить все надо именно сейчас, чтобы иметь в случае чего возможность повлиять на ход событий непосредственно. Поэтому, набрав побольше воздуха, он отвел глаза в сторону и решительно выпалил:
— Нелли, я должен тебе сказать, что я больше не смогу приезжать в Одессу.
— Как это?
— В этом нет необходимости.
— Почему?
— Ты вошла в курс дела, ты знаешь, как надо действовать, и справишься со своей работой сама. — А у меня и так слишком много дел там, в Праге…
— А как же я?
— …а также в Германии, Австрии, словом, по всей Европе. Мне некогда сюда мотаться.
— А как же я? — она повторила свой вопрос, думая, что он не расслышал его. Она была сбита с толку и, растерянно моргая, смотрела сейчас на своего Павла, совершенно не понимая, о чем он говорит.
— А что — ты? Я же говорю — теперь ты сама со всем здесь справишься.
— Я не о работе Я о наших с тобой отношениях. Как же мы сможем видеться? Ты же знаешь, я работаю. У меня отпуск раз в году, я не смогу часто приезжать к тебе в Прагу.
— Тебе и не нужно никуда ездить. Нам больше не надо видеться.
— Но, Павел, как же так?
— Это необходимо, ничего не поделаешь, — он избегал смотреть ей в глаза, и тогда Нелли наконец-то поняла, о чем он говорит. До нее дошел страшный для любящей женщины смысл его слов.
— Мы не будем видеться?
— Да… То есть нет, иногда как турист ты имеешь право приезжать в Прагу. Может, мы встретимся где-нибудь в Европе… Только нужно будет предварительно договариваться, конечно, где, когда, зачем…
— Зачем? Ты говоришь — зачем? — она встала, подошла к нему и развернула его к себе лицом. — Павел, ты говоришь, зачем нам видеться?
— Да, не вижу в этом особого смысла. Ведь ты в курсе дела, и личные контакты, связанные с бесконечными переездами, будут только мешать нашему бизнесу.
— Да причем тут твой чертов бизнес? — она схватила его за лацканы пиджака и с силой встряхнула. — Причем тут твой чертов бизнес, когда я говорю совсем о другом. А как же наши… наши чувства?!
— Чувств нет. Это все, — он, вырвавшись из ее цепких рук, неопределенно помахал рукой в воздухе, — призрачно, мечты, фантазии.
— Какие фантазии?! Я не понимаю! А как же наш дом в Праге, наши дети… То есть это, конечно, мечта, но ведь мы живем с тобой ради этого! Ради этого мы идем на риск, на подлость, на нарушение врачебного долга, на преступление в конце-то концов, но все это ради…
— Все это ради денег. Больших, огромных денег, разве не так? — он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся чуть грустно, но очень спокойно.
— А любовь?
— Нет любви.
— Ты меня не любишь?
— Э-э-э, — вот теперь он замялся, не находя нужного слова, и снова отвернулся, стараясь не смотреть на нее. — Нет, ты мне, безусловно, нравишься как женщина, ты красивая, у тебя хороший характер…
— Уйди, — тихо произнесла Нелли Кимовна, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Она сделала шаг к кровати и без сил упала лицом в подушку. Приглушенный стон вырвался у нее, но она не захотела показывать свою слабость перед этим человеком. — Я прошу тебя, уйди отсюда немедленно. Я не могу тебя больше видеть ни одной секунды.
— Да, я сейчас уйду. Да, я не люблю тебя. Да, я затеял все это для того, чтобы развернуть наш бизнес, чтобы поставить его на широкую ногу.
— Уйди…
— Теперь ты — мой компаньон. Ты получаешь свою долю прибыли…
— Я прошу тебя!
— Пятнадцать тысяч долларов за три месяца — это хорошо. Это хорошо даже в Европе. Ты зарабатываешь очень неплохие деньги, а если будешь стараться…
— Боже, замолчи!
— …то будешь получать еще больше. Так не зарабатывает ни один врач в вашей стране, и ты должна бы мне сказать спасибо за то, что я дал тебе такую возможность.
— Спасибо? — она вскочила, будто подброшенная пружиной. — Тебе сказать спасибо? Конечно, мой дорогой, спасибо тебе за все. За подлость твою. За обман. За то, что я, дура набитая, тебе поверила, полюбила тебя. Спасибо тебе, конечно, Павлик!
— Я не о том. Я в том смысле, что помог тебе заработать много денег, начать дело…
— Ах, деньги? Да, конечно! Тебе нужны деньги? — она метнулась к своему фарфоровому заветному чайничку и, схватив его, с силой грохнула об пол. Чайничек разлетелся на мелкие кусочки, и Нелли, схватив пачку долларов, сунула ее в нагрудный карман ошалело глядевшего на нее Павла. — На тебе твои деньги. Забирай. И чтоб духу твоего здесь больше не было, скотина ты! Иди отсюда со своими деньгами вонючими!
Она буквально взашей вытолкала его из квартиры, с силой захлопнув за ним дверь и закрывшись на все замки и цепочку. И только тогда, обессиленно привалившись спиной к двери, горько расплакалась. Ей было жаль себя, ставшую ради любви на путь преступления, и жаль любви, которая начиналась так красиво, как в самой волшебной сказке.
На удивление, он не постучался больше в ее дверь. И даже не позвонил.
Он в тот же вечер уехал в Прагу.
А на следующее утро в почтовом ящике Нелли Кимовна обнаружила все пятнадцать тысяч долларов и маленькую записку:
«Если одумаешься, если деньги тебе еще понадобятся, то позвони мне. Телефон и адрес ты знаешь, связывайся, как только решишь. Как компаньон ты мне вполне подходишь и очень нравишься. Целую.
Павел».
И приписка:
«Не обижайся. Ты потом сама поймешь, что так лучше для нашего дела».
Нелли Кимовна взяла из рук Банды чашку дымящегося кофе и с опаской поднесла к губам.
— Не бойтесь, смелее, кофе только тогда настоящий кофе, когда очень горячий, — подбодрил ее Банда. — Тогда он бодрит, дарит истинное наслаждение своим чудесным ароматом. Эй, мужики, чего сидите? Разбирайте, не буду же я каждому из вас подносить! — он кивнул на поднос, на котором вынес из кухни четыре маленькие чашки со сваренным в турке черным кофе.
— Действительно, кофе у вас, Александр, получился превосходный, — похвалила парня Рябкина, сделав глоток. — Так варить — надо уметь.