– Мне нужно видеть Бэрга, – четко, словно разговаривал с глухим, произнес Ротанов.
– Бэрг занят.
– Скоро ли он освободится?
Часовой молчал. Может быть, не расслышал или не желает отвечать?
– Мне подождать?
– Бэрг занят. Можете говорить со мной.
Это неожиданное предложение его не устраивало. Возможно, у них так принято и нет никакого координатора, все равно к Бэргу он привык, приготовился к беседе именно с ним и не желал решать важные вопросы стоя посреди улицы, с первым встретившимся синглитом.
– Мне нужен Бэрг.
– Бэрг занят. – Часовой даже интонации не переменил. Но Ротанову почудилась в его взгляде скрытая насмешка, и он ощутил глухое раздражение. Но тут же напомнил себе, что пришел в чужой дом и, следовательно, нужно было принимать чужие правила такими, какие они есть.
– Хорошо. Я приду позже. – Он повернулся и пошел дальше по улице, все время ощущая на спине холодок оттого, что излучатель был в боевом положении, и оттого, что не знал, каким будет следующее правило.
Он прошел своей мягкой, но напряженной походкой до самого переулка. Ни звука, ни шороха не раздалось за спиной. По-прежнему нещадно палило солнце, с него градом катился пот, когда он завернул в переулок, хотя минуту назад вовсе не ощущал жары. Нужно было сразу решить, что делать дальше, потому что самым глупым было вот так расхаживать по улицам, где за каждым углом таилась неизвестная опасность. Еще опасней было бы сейчас прятаться, потому что он пришел открыто, без оружия и не желал без нужды лишать себя этого небольшого преимущества. Часа два нужно чем-то заняться, прежде чем попытаться еще раз увидеть Бэрга.
Ротанов все еще раздумывал, что делать, когда сзади послышались шаги. Он повернулся и стал ждать, стоя так, чтобы тот, кто выйдет из-за угла, наткнулся на него неожиданно. В то же время он не прятался, просто стал вплотную к углу дома. Все его предосторожности оказались напрасными, потому что тот, кто шел по улице, отлично разгадал его маневр, словно видел сквозь стены, и остановился, не доходя до угла дома нескольких шагов.
– Ротанов! – позвал его знакомый голос. И сердце вдруг ударило быстрее всего два раза, не больше. Наверно, из-за того, что он только что думал о ней… Об этом существе, похожем на земную женщину…
Она стояла за углом, вытянувшись, словно по стойке смирно. Он все никак не мог привыкнуть к их неестественным для человека позам.
– Зачем вы прячетесь? – спросила она.
– Я вовсе не прячусь. Услышал шаги и ждал.
– У вас есть оружие?
– Нет.
– Снимите куртку.
Ротанов послушно снял куртку. Достал из внутреннего кармана небольшой сверток и положил на землю.
– Что это?
– Это для вас. Поговорим об этом позже, можете взять сверток себе.
– Ладно. Оставьте. Мне поручено выслушать вас. Зачем вы пришли?
И опять он не знал, что ответить, потому что не хотел сложные вопросы обсуждать на ходу, посреди улицы, под дулом излучателя в сорока шагах.
«Как сильно они нас боятся и как мало знают», – с горечью подумал он, мучительно ища выход из создавшейся нелепой ситуации.
– Неужели обязательно вот так, здесь?.. Может быть, пройдем к вам? Разговор будет долгим и непростым.
– Нет. Говорите сейчас.
– Но почему, ведь раньше…
– Раньше вы не крали у нас корабли. Теперь вы враг, но мы готовы вас выслушать. Говорите!
– Я не крал у вас корабль. Не забывайте, этот корабль не принадлежал вам, я на нем прилетел.
– Это правильно. Если бы вы улетели на этом корабле. Но вы передали его нашим врагам. Мы этого не забудем.
– Не забывайте также, что ваши враги – мои соотечественники. Но я передал им корабль не для продолжения войны. Только для обороны против нападения люссов. Я обещаю, что корабль не будет использован в войне против твоего народа! Но вслед за этим кораблем прилетят другие. Вам все равно придется рано или поздно вести переговоры с людьми. Не лучше ли начать сейчас? Зачем лишние жертвы? Планета большая, здесь хватит места и вам, и людям, зачем уничтожать друг друга?
– Люди сами начали войну. Людям нравится война, а сейчас ты пытаешься нас убедить, что вы хотите мира. Я не знаю, зачем ты лжешь. Люди любят прятаться за углами и нападать из засад, не надо только считать нас простаками. Мы не верим тебе.
– Проще всего не верить… Думаешь, мне легко было убедить наших согласиться на прекращение войны? Но они согласны. Я принес вам их согласие на мир, они готовы забыть все годы войны, им нелегко это сделать, но они обещают, а люди всегда держат свое слово. Вы ведь ни разу даже не пробовали заключить с ними договор, почему бы не попытаться сейчас?
– Пусть ваши корабли прилетают. Мы сумеем подготовиться; к их приходу здесь не останется людей. Нам не о чем говорить.
Он чувствовал себя так, словно все глубже погружался в трясину. Они не понимали друг друга. Наивно было надеяться на легкий успех. Прав был доктор, предупреждая его, что взаимопонимание невозможно. Слишком различны цели, различны критерии в оценке средств, которыми они достигаются. Все напрасно, он проиграл… Груз войны оказался тяжелее, чем он думал. Ничего не даст даже прилет Олега. Они останутся на этой планете на долгие годы, может быть, навсегда… «Ведь мы для них только средство, просто живой материал для размножения себе подобных, они даже не знают другого способа, это просто такие вампиры, разновидность люссов!..» Так ему говорили, а он не поверил… Не верил и сейчас; несмотря ни на что, дорога оказалась дольше, чем он думал, труднее… Ротанов медленно повернулся, прошел шаг, другой и обернулся снова. Она все стояла – точеная, неподвижная статуэтка.
Тогда он вернулся и протянул ей сверток, неловко зажатый под мышкой с самого начала разговора.
– Это тебе подарок. От одной земной девушки. Она любит солнце, любит разжигать костры, любит бегать по траве босиком, не знаю, можешь ли ты это понять… Однажды ты помогла мне… Я никогда этого не забуду. И все равно не позволю вам убивать друг друга, чего бы это ни стоило.
Она взяла коробку, он подавал осторожно, чтобы не коснуться ее холодных пальцев, и заметил, что на запястье у нее блеснуло что-то очень знакомое, какие-то металлические квадратики тусклого матового цвета, почти сливающиеся с кожей.
– Ротанов… Ты не должен больше приходить в город. Больше тебя не пропустят.
Он кивнул ей в знак того, что понял, и пошел прочь, уже не оглядываясь.
* * *
Филин проснулся на рассвете. Несколько секунд он тупо рассматривал куст, под которым лежал. Длинная фиолетовая пружина, вся усыпанная холодными каплями росы и ворсистыми пупырышками, раскачивалась над самым его лицом. Он точно помнил, как его несли, завернутого в сетку. Это было вечером, а сейчас утро, и он не знает, когда уснул и как оказался под этим кустом.