– Александр Соль ваш клиент?
– Он самый.
– Давно вы знакомы?
– Как оказалось, да. – Беркович достал из навесного ящика банку с растворимым кофе, коробку сахара. – Вам сколько кусочков? – спросил у Андрея, открыв коробку.
– Два.
Соломон Борисович рассыпал по чашкам кофе, положил рафинад, налил кипятка.
– В детстве я увлекался фотографией, – продолжил он. – Ходил в кружок при Дворце культуры. Его руководителем был замечательный человек Иван Михайлович Соль.
– Отец Александра?
– Да. Но я не знал об этом, когда знакомился с ним. Фамилия, конечно, редкая, но я думал, он просто родственник Ивана Михайловича. Я помню его сына, когда тот был маленьким. Он постоянно крутился возле отца… Так вот он был полным и белобрысым. А Александр стройный шатен.
– Когда же выяснили, что знакомы с детства?
– Сегодня ночью, когда сидели в «Млечном Пути». Клуб располагается в том здании, где был Дворец культуры, в котором я занимался в фотостудии. И когда зашел разговор об этом, мы выяснили, что давно друг друга знаем. Причем у Александра даже фото наши с сестрой есть – он сохранил все те, что его отец когда-то печатал. А еще другой снимок, где мы с отцом. В нашем архиве нет такого. Обязательно сделаю копию.
– Значит, вы и Дору Эленберг знали?
– Покойную хозяйку клуба? Нет, не знал.
– Но она в том же Дворце культуры вела кружок рисования. И, судя по всему, как раз в те годы, когда вы занимались фотографией.
– Серьезно? Как тесен мир. Но я не помню госпожу Эленберг. Во Дворце культуры было много кружков, и я в лицо знал не всех руководителей.
– А ваша сестра разве не ходила на рисование? – наугад выстрелил Бах. Барышни, подобные Симоне, обычно увлекаются живописью с малых лет.
Соломон как будто смутился.
– Недолго, ее больше танцы увлекали, – буркнул он и уткнулся в свою чашку.
Бах тоже сделал глоток кофе. Растворимый он не любил. Но сейчас рад был и такому.
Странные все же эти Берковичи. Надо покопаться в их прошлом.
– Соломон Борисович, а где вы прошлой ночью были? – спросил Андрей, делая вид, что увлечен помешиванием кофе. На самом же деле он боковым зрением следил за Берковичем. – Когда я привез Симону домой, вы отсутствовали…
Услышав вопрос, хозяин напрягся. Но ответил быстро:
– Я был с женщиной.
– Она сможет подтвердить это?
– Нет.
– Почему же?
– Я не знаю ее имени и адреса.
– Как так?
– Познакомился на улице. Угостил…
– В каком ресторане?
– На лавочке в сквере, – усмехнулся Беркович. – Потом мы пошли к ней. Но я не смогу найти не только квартиру, но и дом. Я в незнакомых районах плохо ориентируюсь.
– Я вам не верю, Соломон Борисович. Не стали бы вы снимать какую-то моромойку и переться к ней на хату. И бухать на лавочке не стали бы.
– Да я не пью вообще. А дама желала шампанского. Я купил. Что касается остального… – Соломон отставил чашку и посмотрел Баху в глаза. – Я как раз из тех, кто снимает моромоек. Они меня возбуждают. Это не преступление, верно? Возможно, извращение, но и это я бы оспорил.
– Не боитесь нарваться?
– В этом и заключается кайф.
Вообще-то, история могла быть правдивой. У Андрея был знакомый толстосум, который девочек снимал исключительно на трассе. Вульгарных, пьяных, потасканных. Выбирал постарше и пострашнее. Специально выезжал на федеральное шоссе, чтоб увезти пару цыпочек в свой шикарный загородный дом и оторваться с ними по полной. За этим отрывом его однажды застукала супруга, потрясающей красоты женщина с двумя высшими образованиями. Подала на развод. Бах отстаивал права неверного мужа в суде. И делал это так успешно, что на полученный гонорар смог купить «Мерседес». Тот самый, на котором до сих пор ездил.
Толстосум вскоре женился второй раз. На юной и прекрасной девушке, выпускнице МГИМО. Поменял супругу, но не пристрастия. Все так же снимал «плечевых», только возил их уже на «конспиративную» квартиру.
И все же Берковичу Андрей не верил. Но нажимать не стал. Мужик он ушлый, почувствует опасность, тут же вызовет адвоката, а Андрею нечего предъявить, кроме своего предчувствия.
– Давайте вернемся к минувшему вечеру, – заговорил он, сменив тон на более мягкий. До этого говорил резко, в голосе сам улавливал давление. – Во сколько вы ушли из клуба?
– Полуночи еще не было. А что там случилось, вы можете мне объяснить?
– Убийство.
– Да вы что? Очередное? Ужас какой. И кто жертва?
– Одна из официанток. Казашка, вы, возможно, помните ее.
– Айгюль, – кивнул Беркович. – Она подменяла нашего официанта Рената. А потом они оба куда-то пропали. Я хотел выпить кофе на дорожку, но не мог дождаться, когда к нам кто-то подойдет, и ушел домой.
– И сколько они отсутствовали?
– Минут пятнадцать. Потом вернулся Ренат, но я уже покидал зал.
– За это время кто-то из ваших спутников выходил?
– Да. Александр. Ему нужно было сделать какой-то срочный звонок.
– Могу я вас попросить кое о чем?
– Да, конечно.
– Позвоните сестре.
– Сейчас.
Беркович посмотрел по сторонам.
– Ваш телефон в прихожей, – подсказал Андрей. Он видел смартфон на угловом шкафчике.
Соломон Борисович кивком поблагодарил Баха и пошел за мобильным. Вернувшись в кухню, он набрал номер сестры.
– Вне зоны действия, – сказал Беркович, но Андрей и сам слышал слова, донесшиеся из динамика.
– Как только Симона включит телефон и вы до нее дозвонитесь, пожалуйста, передайте ей, что она нарушила закон, покинув область. Человек, которому нечего бояться, не бежит так поспешно из города.
– А она боится!
– Полиции?
– Нет, чувств. Я так понял, у нее какой-то роман завязался серьезный. И кавалер позвал Симону замуж…
– Прекрасно. И?
– Мы с ней похожи, оба боимся серьезных отношений. Только я их и не допускаю. У меня не бывает романов, только секс с… как вы выразились… моромойками. А Симона – девушка. Она дает чувствам волю, а потом понимает, что зря это сделала, и бежит. Сестра чуть не вышла замуж в двадцать один год. Уже и дата свадьбы была определена. Но Симона сбежала. Собралась за пару часов и уехала в Омск, где жила наша покойная бабушка – ее семью сослали туда после революции. Простилась и со мной, и со своим женихом по телефону.
– Ее постоянное место жительства Омск?