– А когда пирожки будут?
– Через десять минут выну. Еще двадцать на то надо, чтоб отпыхнули. Так что через полчаса могу подать…
Саше показалось, что его гостья сглотнула слюну. Проголодалась, бедняжка. Не позавтракала, наверное. А может, на диете? Хотя нет, в клубе она кушала стейк с картошкой.
– Лариса, вы едите пироги?
– С превеликим удовольствием.
– Тогда, Даша, неси пироги, когда они отпыхнут. А потом можешь быть свободна.
Женщина кивнула и унеслась в кухню.
– Что, начнем? – Соль открыл альбом и положил Ларе на коленки.
– Это кто? – спросила она, указав на первый портрет. На фотографии была женщина в павловопосадском платке. Полная, розовощекая, улыбающаяся, пышащая здоровьем и задором.
– Буфетчица Дворца культуры тетя Маша. Ей сорок два здесь. Разведенка. Ее бывший муж-алкаш не давал ей жизни. Являлся и домой, и на работу, клянчил денег, устраивал скандалы. Тетя Маша часто плакала, была дерганой, но доброй. Хотела уехать куда-нибудь, чтоб скрыться от экс-супруга, да некуда было. Папа этот снимок в газету послал, его напечатали. И стали в редакцию письма приходить от мужчин, желающих познакомиться с тетей Машей.
– Прямо как в фильме «Семь невест ефрейтора Збруева»?
– Точно. Только тетя Маша не разменивалась. Выбрала самого достойного, вдовца из крупного села в Оренбургской области, и уехала к нему.
– Здорово! Ваш папа просто Купидон. А эту женщину он тоже удачно пристроил? – Лара указала на другое фото. С него, хмурясь, смотрела хорошенькая барышня. Руки скрещены на груди. Одна нога поджата. – Она что, каблук сломала?
– Точно. И пристраивать эту женщину не было необходимости, это моя мама. Они с отцом, меня тогда еще не было в проекте, пошли на демонстрацию первомайскую, а он вместо того, чтобы поддерживать жену под руку, щелкал по сторонам фотоаппаратом. Мама наступила в какую-то ямку и сломала каблук.
– А вы на нее похожи? Я не пойму…
– На отца.
– Есть его фото?
– Да, вот… – Саша перелистнул страницу и продемонстрировал Ларе кадр, на котором отец фотографировал самого себя в зеркале. Или как сейчас бы сказали, делал сэлфи.
– Симпатичный мужчина. Но я не вижу между вами сходства.
– То есть я не симпатичный?
– Нет, вы тоже, но… – Лариса так по-детски смутилась, что Соль рассмеялся. – Но вы другой, – обиженно проговорила она.
– Папа был похож на печального рыцаря. Одухотворенное лицо, мечтательный взгляд, прозрачные пальцы. Я же такой обычный, земной, основательный. Но черты лицо у нас идентичны. – Он снова вернулся к началу альбома. – Продолжим?
– Александр, мы работать будем сегодня?
– А вы хотите?
– Не особо.
– Значит, не будем. – Он подал Ларе морс, а себе взял компот – напитки некоторое время назад принесла Дарья. – Это наш сосед дядя Коля, – продолжил Саша знакомить гостью с фотографиями. – Все свободное время он проводил под своим «Запорожцем». За этим занятием его папа и заснял…
Они листали альбом до тех пор, пока домработница не принесла пироги. Они горой лежали на большой тарелке. Румяные, источающие дивный аромат. К ним Дарья подала графин компота и бутылку молока. Знала, чем Соль любит пироги запивать.
– Приятного аппетита, – пожелала им Дарья. – И я пошла. До свидания.
– До завтра и спасибо.
– До послезавтра, – поправила Дарья.
– Точно, сегодня ж воскресенье.
Домработница ушла, а Саша с Ларой взялись за пироги.
Александр слопал первый за считаные секунды. Обжигался, но ел. Лариса была терпеливее. Она дула на пирог, перед тем как откусить, и тщательно жевала.
– Очень вкусно, – похвалила выпечку гостья. – У вас на самом деле золотая домработница.
– Может, снова на «ты» перейдем?
– Нет уж, давайте соблюдать дистанцию. Мы пробовали друг другу «тыкать», у нас не получилось.
– Обидел я вас вчера, да? – Она повела плечиком и взялась за второй пирог. Кусочек зеленого лука пристал к ее пухлой нижней губе, Саше хотелось снять его, но он воздержался. – Простите меня, Лариса. Я бываю крайне импульсивным.
– Мы будем дальше альбом смотреть? – нейтрально проговорила Лара.
– Обязательно. Сразу после еды. Я берегу альбом и боюсь запачкать.
– Я развожусь с мужем, – выпалила она. – Мы два года не жили вместе. Он в другом городе и с другой женщиной, я здесь и одна.
– Он вернулся, чтобы попросить развода?
– Нет, чтобы воссоединиться.
– Ааа, – разочарованно протянул Александр.
– Но я не хочу этого. Да и он… Так уж, рефлексирует. – Она, доев пирог, вытерла руки салфеткой и принялась за компот. – А вы были женаты?
– Нет.
– Даже неофициально? Я про гражданский брак.
– С женщинами я жил. Причем каждую из них хотел под венец вести.
– И что же мешало?
– То одно, то другое, – туманно ответил Соль. Не рассказывать же ей о бывшей проститутке, которая ему изменяла, или о скромной учительнице, оказавшейся клептоманкой. Она тырила, иначе не скажешь, деньги из его карманов, хотя он давал ей, сколько нужно.
– Сейчас у вас есть кто-то?
– Нет. А у вас? Кроме мужа, естественно.
Она покачала головой.
Верить или нет?
Бородин бы сейчас разразился саркастическим смехом. Он не верил женщинам, а женщинам своего лучшего друга Александра особенно!
– Ну, что, Лара, на «ты»?
– Хорошо.
– Не хочешь переместиться на веранду?
– Да мне и тут хорошо. Дом твой мне вообще нравится.
– Ты первая, от кого я слышу это.
– Я понимаю. Потому что он ужасен.
– Нет, я не понял: ужасный он или прекрасный?
– И то и другое. Такой дом никогда не сняли бы для журнала «Усадьба» или «Дизайн интерьеров», но в нем есть своя изюминка. – Она поднялась с дивана и спросила: – Где можно руки помыть?
– Прямо и направо.
Когда девушка ушла, Соль взял свой телефон и набрал сообщение: «Я влюбился!» Адресовал он его Бородину.
Через десять секунд, максимум пятнадцать, раздался звонок.
– Алло.
– Так, Текила, ты чего там творишь? – раздался далекий голос Бородина. – Я на Барбадосе оттягиваюсь, потому что, в отличие от некоторых, могу не только зарабатывать, но и отдыхать. Почти расслабился, и тут ты со своими заявлениями!
– Порадуйся за меня, Хлеб.