Но ведь он меня принудил, какое – по любви! И зачем позволять посторонним людям ворошить чужое грязное белье? Ни словом не обмолвлюсь о том вечере, пусть клещами вытаскивают.
Высказала все в лицо Филиппу. Тот со снисходительной усмешкой покачал головой.
– Хорошо, расскажу я, а вы подтвердите. Дария, – он открыл глаза и посмотрел, как на неразумного ребенка, – ну как иначе вы докажете, что наша помолвка не блеф? Опять же и мне плюс. Одержимый убийца жесток и не способен доставить удовольствие.
– Вы это на суде рассказывать будете? – уточнила я.
Филипп в качестве жениха нравился мне все меньше и меньше. Обслюнявил руки, измял юбку, теперь собирается живописать мои мнимые стоны в постели. Интересно, насколько подробно?
Он заверил, что никаких пикантных подробностей не сообщит. От меня требовалось подтвердить добровольность акта, взаимные ласки и нежность.
– От ваших слов зависит моя жизнь, – напомнил Филипп и любовно погладил по надетому в другом мире кольцу.
По губам брюнета скользнула мечтательная улыбка. Обняв свободной рукой за талию, Филипп прижал меня к себе и, щекоча дыханием, жарко прошептал:
– Как же я надеюсь на вашу благосклонность! Поверьте, я не хуже Геральта.
Похабник! Я влепила Филиппу пощечину. Он рассмеялся, но не отпустил. Забарахталась, силясь вырваться, но брюнет держал на удивление крепко. Приставать не пытался, даже не целовал, но неприятное ощущение только усиливалось. Кажется, Филипп догадался, какие чувства вызывает, разжал руки и скупо извинился:
– Не сдержался. Больно уж вы красивая, миледи.
Дальше разговор пошел в деловом ключе. Филипп рассказывал, как надо вести себя, что говорить и о чем умолчать. В конце же неожиданно потребовал:
– Ваш первый приказ?
– Какой? – не поняла я.
Вроде судьям ничего не приказывают.
– Выдумывайте первый приказ, миледи. Условия договора надо исполнять. Слушаюсь и повинуюсь.
Паясничая, Филипп вновь соскользнул на пол, но целовать рук не стал. Просто сидел и смотрел – пристально, выжидающе. Пришлось признаться в полном отсутствии идей.
Я налила себе и Филиппу лимонада. Он к своему стакану не притронулся, вежливо отказался. Причину я поняла, когда его рука потянулась к ошейнику, пытаясь ослабить. Бесполезно: узник не мог сдвинуть его ни на толику дюйма. Выходит, не обманул цвет лица. Только как же тогда Филипп разговаривал? Не иначе через силу. Представляю, каким огнем налилось его горло!
– Жмет?
Во мне проснулось милосердие. Я слишком хорошо знала, какие страшные раны способен нанести этот на первый взгляд безобидный предмет.
– Если можете, ослабьте, пожалуйста. – В голосе Филиппа прорезалась хрипотца, но не томная, а болезненная. Кончился запас сил, брюнет больше не мог притворяться. – Слишком туго затянули.
Филипп ссутулился и привалился к диванчику. Пальцы остервенело рванули ошейник, мышцы шеи напряглись. На миг показалось – Филипп задохнется! Испугавшись, я склонилась над ним, начала корить за глупую браваду:
– Ну зачем вы столько говорили! Себе же во вред!
Филипп злобно сверкнул глазами и буркнул:
– Затем. Я мужчина, а не тряпка. Слабый только для вас, Дария, как для невесты и хозяйки моей воли.
Он побледнел и схватил ртом воздух. Неужели пробовал колдовать? Именно так реагирует ошейник на применение магии.
Я совершала преступление, но я невеста, имею право. Наверное. В любом случае, смотреть на чужие мучения не желаю. Я попросила Филиппа сесть на диван и, разгадав механизм – он мало отличался от лангского защелкнула ошейник на другую дырочку. Брюнет вновь сердечно поблагодарил и попросил прийти еще:
– Вы скрашиваете мое одиночество.
Геральт явился ночью. Я не дождалась любимого, хотя собиралась: банально заснула. Геральт ко мне не зашел, встретились за завтраком.
От слуг я узнала, что еще засветло любимый написал несколько писем. Это тревожило, наводило на определенные мысли. Уж не собирал ли Геральт поручительства или, того хуже, не планировал ли побег? Попробовала осторожно закинуть удочку – любимый сделал вид, словно не понимает, сидел и отрешенно жевал.
Норжин в неизменной черной школьной рубашке бросал на отца косые взгляды, тоже что-то порывался спросить, но не решался. Пил горячее пряное вино и уныло ковырялся в тарелке.
Словом, за завтраком царила тягостная атмосфера. Она мешала дышать, и я попросила открыть окна, чтобы впустить в столовую немного свежего воздуха. Летний зной, пропитанный ароматом цветов и травы, ворвался в комнату. Ветер играл занавесками, шалил с прической. А Норжин в черном. И не жарко ему? Неужели нельзя ввести летнюю форму?
– Отец? – Подросток наконец решился и отложил в сторону приборы.
Прямой дерзкий взгляд, столь не вязавшийся с привычным образом тихони, впился в Геральта, требуя честного ответа. Норжин даже поднялся, опершись руками на стол, чтобы выглядеть солиднее. Будущий маг, навсей, – они с детства гордые. Интересно, каким он вырастет? Симпатичный мальчишка, на отца похож. Линия губ выдавала упрямство.
Мальчишка! Да он всего на год младше меня. И борода уже растет, пусть пока и похожа на пушок. Через пару лет возмужает…
От мыслей о судьбе Норжина отвлек громкий голос виновника дум.
– Отец, – повторил он, – мать никогда не вернется? Ее казнят? Если так, я хочу ее увидеть. Имею право.
Это прозвучало совсем по-взрослому. Да и голос не дрожал. Ни капли сантиментов. Уже не ребенок, чтобы плакать. Показалось или Норжин не договаривал? Будто не имел права обвинять – и обвинял. Может, он любил Элизу, несмотря на все ее равнодушие.
Отчего-то я не сомневалась, что графине плевать на сына, перед смертью и не вспомнит. Кукушка! В свое время собиралась подложить ему меня. Может, Норжин не хотел жениться? Но графине не было дела до его желаний, а сын не смел спорить с матерью. Как выяснилось, не только из-за привычки подчиняться.
Геральт набычился и гневно засопел.
– Еще одно слово, и ты уедешь из Дебриша, – пригрозил он. – Без содержания! – зло добавил любимый, сжав кулаки.
Я думала, Норжин отступит, забьется в угол, как обычно, но ошиблась. Подросток показал зубы. А ведь и в самом деле, не учат в магических школах размазней, не смогут тихони драться и убивать. Сразу всплыл в памяти наш разговор, когда Норжин вел себя уверенно, чуть ли не вызывающе. Ох, не так прост виконт, совсем не прост! Прячет под маской истинный характер.
– Я говорил с леди Эрассой, она не против моего присутствия. – Норжин глянул на меня, требуя подтверждения, и я кивнула. – Иного законного способа нет, только в наказание. А наказывать не за что, отец. Я Соланжу Альдейну ни слова дурного о вас не сказал, терпел, пока допрашивали. Кровь потом два часа носом шла.