Александра чуть отодвинулась, когда подошедшая хозяйка поставила перед ними две маленькие чашки дымящегося черного кофе. Пар коснулся ее лица, она жадно вдохнула его. Мысли прояснялись с ужасающей быстротой. Все, что еще утром казалось туманным, загадочным, внезапно освещалось беспощадно ярким светом.
– Да, не надо, – услышала она собственный, очень спокойный голос. – Тем более что твои личные переживания к делу не относятся. Так чем кончились их переговоры?
– Не знаю… – протянула Надя. – Стоговски было важно предъявить меня, как ты понимаешь. Пригрозить им. А до чего они в итоге доторговались, я понятия на имею. Дирк ушел, хлопнув дверью, Тидеман остался пить чай, Стоговски уговаривала его успокоиться. А Эльк повез меня обратно в Хаарлем на машине, хотя он слегка выпил в тот вечер. Он вообще был немного странный, как будто не в себе.
– Да, это было заметно, – согласилась Александра. – А что, Эльк часто оказывал услуги Стоговски?
– Конечно, – протянула Надя, заглядывая в свою чашку. – Эльк – ее доверенное лицо. Правая рука. Называй как хочешь. Думаю, если бы он не был женат, она бы его на себе еще и женила! Знаешь, получилась бы чудесная парочка!
– Так за кого он играет? За Дирка или за Стоговски?
– Эльк? – Надя, подняв глаза к потолку, легонько присвистнула. – Только за самого себя. Ну да ладно! Главное, мы с тобой увиделись. Знаешь, это для меня что-то вроде отпущения грехов… Меня начали показывать соотечественникам, значит, я еще имею право на жизнь!
Женщина вновь негромко рассмеялась.
– И это благодаря тому, что ты здесь! – серьезно добавила она. – А ведь я не верила, что ты приедешь! Я здорово изменилась… Уже не так запросто верю во что-то хорошее…
Замолчав, она принялась за кофе. Александра разломила пополам песочное печенье и съела кусочек, не чувствуя вкуса. Ей казалось, что она жует размоченный картон.
– А помнишь, ты говорила, что если хоть раз ошибешься, уйдешь из профессии? – внезапно спросила она, следя за тем, как Надя, ссутулившись, отпивает маленькими глотками кофе.
Та подняла голову, глядя на нее озадаченно, словно Александра задала вопрос на незнакомом языке:
– Я это говорила?
– Да не раз и не два. В Москве.
– В Москве… – повторила она. – В прошлой жизни. Знаешь, о чем я подумала? Когда-то я пришла в свою профессию через Варвару. Она много сделала для меня, надо признать. И разве я могла ей отказать, когда она попросила принять на реализацию статуэтку обезьяны? Мне было очень подозрительно ее происхождение. Варвара намекнула, что обезьяна краденая. В последний момент я выяснила, что она поддельная. Варвара знала насквозь всю эту аферу, но не предупредила меня… Она знала, что я не смогу отказаться. Это ужасно – быть кому-то обязанной… Приходится терпеть и благодарить. Благодарить и терпеть. Оказывать услуги и получать по морде. Не делай добра – не получишь зла!
Дверь отворилась, в пивную вошла пожилая пара. Хозяйка бросила перетирать полотенцем бокалы, поспешно подошла к гостям и каждого крепко обняла в знак приветствия. Усаживаясь за стол, разматывая шарф, мужчина весело что-то прокричал, обращаясь к открытой двери в подсобное помещение. Оттуда словно из-под земли ответили низким утробным голосом, и вероятно, что-то смешное, потому что все захохотали – оглушительно, искренне, как могут смеяться только очень здоровые люди. Даже по губам Нади пробежала тень улыбки.
– Завтра праздник. – Она взглянула в окно. – Боже мой, как время быстро идет… Оно превратилось в ничто. Год прошел, как сон пустой…
Над Сингелем пронеслась стая ржавых листьев, сорванных порывом ветра. По черной воде канала медленно, с чувством собственного достоинства шел старый грузный катер. Отсюда была видна готическая церковь, чей узкий сизый фасад сжимали в объятиях соседние дома, стоявшие плечом к плечу, как старые друзья или заговорщики. Два острых шпиля церкви преломлялись, отражаясь в воде, усыпанной листьями. По мостовой звенели стаи велосипедистов – то был непрекращающийся поток, направлявшийся в сторону Монетной башни и Цветочного рынка.
– Я надеюсь улететь сегодня вечером. – Александра достала из кармана куртки часы с оторванным ремешком и взглянула на циферблат. – Главное, ты жива… По нашим временам это немало. Скажи, а что ты знаешь о Франсе Хальсе?
– О Франсе Хальсе? – Надя высоко подняла брови, отчего ее глаза показались еще более выпуклыми и круглыми. – Да то же самое, что и ты…
– Я имею в виду определенную картину, ту, что Стоговски приобрела на аукционе. «Мастерскую художника».
Надя прижала ладонь к груди:
– Ничего, Саша. Поверь, ничего. Я бы тебе сказала. Я видела эту картину только в тот вечер, когда меня привезли к Стоговски. Вполне может оказаться подлинником. Сашка, сделай мне еще одно одолжение! – Она сменила тон на умоляющий. – Останься на несколько дней! Что там у тебя в Москве? Я такая свинья, даже не спросила, как жизнь. Если дела неважные, нуждаешься в деньгах, я могу помочь…
Александра покачала головой:
– Даже не вздумай. Я выкручусь, всегда выкручивалась.
– Но ты приехала из-за меня… – жалобно проговорила Надя. – Только увиделись, и ты сразу уезжаешь, будто не хочешь меня видеть!
Художница улыбнулась:
– Давай считать, что я приехала на День святого Николая, но вдруг вспомнила, что в Москве меня ждет срочная сделка. Давай думать о хорошем!
Дверь вновь открылась – на этот раз в пивную втиснулась большая группа туристов. Сделалось шумно, за стойкой поднялся металлический и стеклянный звон приборов, из кухни потянуло пряным жирным духом жарящихся сосисок. На подмогу хозяйке явился высокий плечистый парень с румянцем во всю щеку, удивительно похожий на нее. Он весело, с шутками, разносил пиво, расставлял приборы, ловко и привычно крутясь в тесном помещении, где теперь яблоку было негде упасть. Вновь явилась кошка, привлеченная наплывом посетителей. Она ничуть не робела и держала себя независимо, как все почти животные в Амстердаме.
Надя взяла бутылку и разлила по бокалам остатки вина:
– Ты даже не выпьешь со мной?
– Хорошо. – Александра взяла бокал. – Давай помянем Варвару.
– Давай, – помедлив секунду, ответила та. – Печально. И… нелепо.
– Что именно нелепо? – спросила Александра, ставя бокал, к которому не притронулась.
– Так погибнуть, – пояснила Надя. Осушив бокал, она с недовольством покосилась в сторону расшумевшихся туристов за соседним столом. – Из-за телефона, бумажника и той дурацкой рубиновой заколки, которую она вечно носила напоказ…
– Это официальная версия, что ее ограбили. – Облокотившись о столешницу, сцепив пальцы в замок, Александра положила на них подбородок, пристально глядя на собеседницу. – Вполне убедительная. Женщина идет вечером одна по парку, и с ней что-то случается. В это так же легко поверить, как и в смерть во сне, когда дело касается старого больного человека. Какое счастье, что мне не пришлось выслушивать официальную версию на твой счет! Кто отравил Моола?