– Нет, спасибо, я как-нибудь своими силами, – рассмеялась я. – Попытаюсь обойтись без дебошей.
– Что так? Приехали в чужой город, где вас никто не знает. Надо ж оторваться по полной, – шутил таксист.
– Предпочитаю дебоширить на родной территории, – поддержала я шутку.
В этот момент мы подъехали к гостинице. Я расплатилась с таксистом и поинтересовалась маршрутом до интересующей меня улицы.
– А чего сразу туда не поехали? Я бы подождал, – удивился водитель. – И скидочку сделал бы.
– Уж лучше на своем транспорте, раз таковой имеется. Так мобильнее, – объяснила я.
– Ну, как знаете, – смирился водитель. – Сейчас по прямой, до проспекта Мира, там налево и до упора. Никуда не сворачивайте и через десять минут окажетесь в нужном месте.
Поблагодарив таксиста, я пересела в свой автомобиль и отправилась на поиски дома Губанова. Дом, в котором располагалась квартира покойного, был самым что ни на есть обыкновенным. Типовая пятиэтажка. По меркам районного центра постройка такой высоты считалась, конечно, чуть ли не высоткой. Во всем районном центре, насколько я могла судить, таких микрорайонов с пятиэтажными зданиями было всего ничего. Я припарковала автомобиль возле первого подъезда и сразу направилась к скамеечкам, на которых восседали пожилые жители дома. Две бабульки постарше и одна женщина в возрасте пятидесяти – пятидесяти пяти лет. При моем появлении оживленная беседа была прервана. Три женщины с любопытством уставились на меня, ожидая вопроса. Я не заставила себя долго ждать.
– Здравствуйте. Скажите, вы в этом доме живете? – обращаясь сразу ко всем присутствующим, спросила я.
– В этом, дочка. А ты никак потеряла кого? – не дав до конца отзвучать моему голосу, поинтересовалась самая пожилая.
– Потеряла, – ответила я. – Быть может, вы сможете мне помочь?
– А ты спрашивай, дочка, не стесняйся. Мы тут, почитай, пятьдесят годов живем. Всех в округе знаем, – перехватила инициативу вторая бабулька. – Вот в первом подъезде Люська живет. Спиртным приторговывает. А чего бабе делать? После того как ее муж непутевый зимой сгинул, одна мальчонку тащит. Вот и приходится маркитанить. Наше государство не больно любит кошелек открывать, чтобы таких, как она, поддержкой обеспечить. Или вот в третьем…
– Ну, понеслась… Ты человеку высказаться-то дай, Николавна. Ей про твоих никчемных соседей слушать охота? – недовольно перебила ее бабулька, что начала разговор первой. – Кого ищешь-то?
Вопрос был снова адресован мне. Я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:
– Андрея Губанова.
Женщины как по команде переглянулись. И не произнесли ни слова. Видимо, как я и рассчитывала, решили, что я о смерти Губанова ничего не знаю. Неприятные известия первым выкладывать никто из них желанием не горел. Минуту они переглядывались, норовя отмолчаться. Я сделала недоуменное лицо и спросила:
– Не знаете такого? Жаль. Мне он очень нужен. Просто позарез, – для убедительности я провела ладонью по горлу.
Женщины отшатнулись, испугавшись моего жеста. Я вновь сделала удивленное лицо и переспросила:
– Что-то не так? Я вас напугала? Простите, не хотела. Ну, не знаете Андрея, пойду, по квартирам поспрашиваю. Может, кто из жильцов вспомнит его. Он недавно в вашем городке поселился. Лет пять, не больше.
Я сделала вид, что собираюсь уходить. За спиной началось оживленное шушуканье. Упускать возможность выведать цель моего визита к покойнику бабульки не собирались. Оставалось решить, кто же сообщит печальное известие незнакомой девушке. Решилась самая пожилая.
– Погоди, дочка, не спеши, – остановила она меня. – Присядь, может, вспомним чего.
– Да мне рассиживать некогда. Я всего на день с работы отпросилась. Туда и обратно, – заявила я, но на скамейку присела.
– Тебе, дочка, Губанов зачем? – осторожно осведомилась та, которую называли Николавной.
– Дело есть, – неопределенно проговорила я.
– Это понятно, что не безделица. За безделицей кто ж таскаться по незнакомым адресам станет, – рассудительно произнесла первая бабулька.
– Ну чего ты ее пытаешь, Антонина? – не выдержала Николавна. – Приехал человек, значит, надо.
– Так положено, – отрезала Антонина. – Это в былые времена можно было любому встречному-поперечному номера квартир соседей выкладывать. Да и то не всегда. А в наши дни начеку быть нужно.
– Ну, хорошо. Признаюсь. Денег он мне должен. На содержание сына, – не моргнув глазом, выдала я.
Женщины снова переглянулись, но уже через секунду вернули взгляды ко мне. В разговор вступила самая молодая. Сделав сочувствующее выражение лица, она спросила:
– Выходит, сынок у вас общий? А мы и не знали, что у Андрея семья имеется.
– Ну, семья – это громко сказано, – «засмущалась» я. – Так, грехи молодости. Но сынок у меня прекрасный! Только вот средств на его содержание много уходит. И игрушки нужны, и питание. Про одежду я вообще молчу. Да что я говорю, вы и сами все знаете.
– Это точно, дочка, денег на детей уйма уходит, – поддержала меня Николавна. – Вот и Люське приходится алкашей спиртом снабжать, чтобы сынку послаще жилось.
– Погоди, Николавна, – осадила ее Антонина и обратилась ко мне. – Сколько сыну лет-то?
– Четыре с половиной, – произведя в уме нехитрые подсчеты, произнесла я.
– Это что ж получается, он тебя брюхатую бросил, что ли? Вот ирод-то! – ахнула Антонина.
– Ты за словами-то следи, Антонина. О покойниках либо хорошо, либо ничего, – вступилась Николавна. – Грех это, покойников осуждать.
– Каких покойников? – настороженно проговорила я.
Женщины в третий раз переглянулись и снова смолкли. Я переводила растерянный взгляд с одной на другую, ожидая ответа.
– Ох ты. Неловко как получилось. Хотели поделикатней, а вышло… – запричитала та, что помоложе.
– Ты ляпнула, ты и расхлебывай, – непререкаемым тоном произнесла Антонина, глядя на Николавну.
На Николавне и вовсе лица не было, так она сокрушалась о совершенной промашке. Но ослушаться Антонину не посмела. Вздохнув, она замямлила, отводя взгляд в сторону:
– Тут такое дело… Нету твоего Андрея-то… Он, это, того…
– Ну, хватит мямлить, – рассердилась Антонина и решительно выпалила: – Убили твоего Андрея, дочка. И схоронить уже успели. Так что денег ты теперь от него не получишь. Если только судиться будешь и отцовство доказывать. Я так понимаю, записи в документах у тебя нет?
Я театрально охнула и стекла по скамейке. Женщины засуетились. Принялись обмахивать меня кто чем мог. Николавна порывалась звонить в «неотложку». Антонина ее останавливала, убеждая, что это простой обморок и я скоро приду в себя. Чтобы не доводить дело до вызова врачей, я скоренько «очнулась». Открыв глаза, я несколько секунд смотрела на женщин, будто не понимая, где нахожусь, а потом, «вспомнив», закрыла лицо руками. Женщины вежливо ждали продолжения, не решаясь тревожить мое «горе». Посчитав, что театральный эффект закреплен, я «сделала над собой усилие» и более или менее спокойным голосом спросила: