— Я бы и сам не стал, — тихо ответил он. — Я не сделал бы тебя одной из сотен, как ты говорила, и не позволил бы любой жене возвыситься над твоим рангом. Это было бы неправильно. Ты царица. Моя царица. Ты первая в моем сердце.
Я вздохнула, когда он подошел ко мне и прижал мою голову к своему плечу.
— Ташере наверняка рада.
— Она потеряла отца.
Я подумала о собственном отце, о слезах, которые я так и не пролила по нему. Ташере провела здесь больше десяти лет. Проронила ли она хоть слезинку?
— Я отправлюсь к ней завтра, — тихо сказал он. — Я знаю, ты будешь злиться. Но я должен.
Что я могла сделать?
— Я скоро уеду, — ответила я.
— Я знаю.
— И все же уходишь.
Он прижался виском к моему виску.
— Ташере угрожала мне отправить в Египет весть, что она здесь несчастлива и с ней плохо обращаются. Если я не приду к ней. И открыто, перед придворными, не выкажу ей особое почтение.
Я рассмеялась, коротко, резко.
— Не думала, что ей хватит наглости командовать царем.
— Шишак будет искать любой возможности напасть на меня. Иеровоам уже у него в долгу, тем большим станет долг, если наемник возведет его на трон. Мальчишку, который едва успел дорасти до мужчины, контролировать будет проще, чем царя, стоявшего много лет во главе государства.
— Что же мы будем делать?
— Я отправлю свое посольство, пошлю дары. Как принято. И сумею победить в итоге. — Но вместо уверенности в его голосе прозвучала усталость. Куда исчез автор тех строк, что мне присылали?
Если царство Соломона падет, не будет и кораблей.
Или же флот будет принадлежать другому. И что мне в таком случае делать? С кем встречаться, куда отправляться и насколько нынешний мой приезд оказался напрасен?
Нет. Он таковым не окажется.
— Конечно же, победишь, — сказала я.
На следующий день Ташере отозвала Небт из моих покоев. Девочка расплакалась, обняла нас по очереди и с опущенной головой навсегда покинула мою свиту, оставив на прощание набор для игры в Сенет.
Я начинала бояться того дня, когда Ташере решится на стычку со мной, чтобы похвалиться усилением своих позиций во дворце и в спальне Соломона, чтобы унизить меня. Я была уверена, что она так поступит. Но три дня спустя не Ташере явилась в мои покои. Пришла Наама.
В сравнении с искусно подаваемой красотой Ташере, она казалась слишком обыкновенной. Простое лицо, по-крестьянски тяжелые кости, широкий стан говорили на общепринятом языке деторождения, и я не стала спрашивать, сколько у нее детей.
Съев ровно столько, чтобы соблюсти приличия, она подалась ко мне.
— Ташере ощутила угрозу с твоей стороны и стала твоим врагом. Что делает тебя моим другом. Она считает, что победила благодаря родству с этим новым фараоном, а потому публично начала почитать Бает, богиню-кошку, которую особо чтят его жрецы. Но Ташере не самая умная женщина. Шишак бандит, а не завоеватель, не объединитель, как мой муж и, насколько я слышала, как ты. Он жаден до того, что было отдано. При угрозе со стороны египетского трона Соломон не изберет сына египтянки своим наследником.
— Какого же сына он им назовет? — спросила я.
— Мой сын Ровоам по сердцу своему отцу. Он тот, кто научился следовать по отцовским стопам. Возможно, он слишком уж слеп в своей вере в отца и царя и менее терпелив к северянам. Но Соломон изберет его. Если, конечно, ты не родишь ему сына и не привезешь сюда.
— И потому ты просишь меня уехать.
— Все жены хотят, чтобы ты уехала, — просто ответила она без тени угрозы.
Если Ташере я посчитала прямолинейной, то Наама была очевидно резка!
— Тебе не стоит волноваться по поводу моего возможного сына.
— Так говорили многие новые жены, которых царь привечал и которые думали лишь о любви. А привечал он многих. И многих любил. Не ты первая. И не тебе быть последней. Но я считаю, что он влюбился в тебя, поскольку ты лучшая. А это значит, что ты в опасности.
В гареме идет больше войн, чем мужчины способны представить.
Израильтянки свысока смотрят на жен из соседних стран. А жены соседних стран считают их слишком вульгарными. Северянки обижены на южанок. Южанки считают их второсортными. И все жаждут знаков внимания от царя, которого многие в сердце своем ненавидят.
— И ты? Ты ненавидишь его?
— Да. Иногда.
И я подумала, что отчасти могу их понять.
— Их объединяет лишь одно: ревность к любой новой женщине, что завладела его вниманием, будь то политика или романтика. Но именно Ташере больше всех желает избавиться от тебя. Берегись, Шеба. У нее нет недостатка в шпионах и лакеях. Пусть проверяют твою еду.
Войну она ведет не с тобой, но на тебя будут направлены ее стрелы. Ты приехала ради выгод. Царь даст нужные тебе порты. Но тебе не бывать в безопасности, пока ты не обратишь свое лицо к югу.
Я раньше не понимала, насколько она проницательна, и пожалела, что в первые дни по приезду не пригласила ее в свои покои.
— Я поняла, — ответила я и поблагодарила ее.
— Израиль богат. Но и ты богата. Если ты хочешь мира, здесь его не найти.
Она начала подниматься, чтобы уйти, но помедлила.
— Моей девушке понравилось у тебя. Она будет плакать в тот день, когда твоя женщина, Шара, и другие девушки уедут от нас. Я буду благодарна, если ты заберешь ее с собой. Здесь она никогда не была счастлива. Если согласишься, пусть она будет моим вкладом в нашу дружбу. Однажды мы будем матерями правителей наших народов. Хорошо бы быть и друзьями.
Я, неожиданно для самой себя, обняла ее, женщину суровой, но столь ценной искренности.
В тот день мой лагерь переместился к югу от Иерусалима, расположившись на середине пути к порту Эцион-Гевера, подальше от капризного города. Я попрощалась с девушками, оставив при себе лишь Шару и Яфуша, и сказала, что вновь увижусь с ними через несколько недель, когда закончится сезон празднеств.
От меня не укрылась истинная радость, всколыхнувшаяся на улицах, когда мой трон и маркаб в сопровождении вооруженной охраны двинулись прочь из города. И не укрылся крик, взлетевший к самым стенам дворца:
— Уходи, Шеба!
Тот вечер я провела одна, на террасе, почувствовав первое дыхание зимы.
На следующий вечер мы с Соломоном оделись в простые одежды и в сопровождении нескольких его слуг в таких же неприметных одеяниях, отправились в запруженный людьми город. Вначале я опасалась угроз, долетавших с этих улиц в сторону моих людей, а сегодня и меня самой, боялась их даже в присутствии царя. Эхо тех слов преследовало меня целый час: «Уходи, Шеба!» Но я слишком долго пробыла взаперти, во дворце, где интриг кипело ничуть не меньше, чем за его пределами. А я не собиралась жить в клетке.