Пока у ворот собирались три десятка и примкнувшие к ним родичи отроков, уходившие с Глебом, Егор, спешившись, наблюдал за ними со стороны, чтобы не мешать и лучше видеть, что творилось вокруг. Десятник ухмыльнулся: среди покидавших Ратное оказалось и четверо бойцов из десятка Фомы. Из других десятков тоже уходило с пяток воев, примкнувших к заговору.
Егор не знал, что и думать – очень уж ко времени эта беда приключилась, словно боги решили сохранить Ратное, взяв жертву кровью воинских учеников. И горевать бы надо вроде, и спасению, пусть и такому, радоваться. И ведь не объяснишь никому, что смерть мальчишек сейчас спасала другие жизни, не поймут!
К воротам подлетел Евсей, на полном скаку и с заводным конем в поводу. Не последним прибыл, хотя концы по селу отмерял немалые. И коня справно взнуздал; похоже, неплохой ратник из парня получится.
Глеб подал команду к выступлению. Вышли рысью и сразу вперед отправился дозор из пяти ратников.
Егора охватило знакомое любому воину возбуждение, схожее с ознобом, появлявшееся всегда, независимо от того, сам ли он уходил в поход или кого-то провожал на бой, как сейчас. Эх, самому бы с ними. Но Фома, который тоже наблюдал за уходящими воями, словно того и ждал, враз испортил настроение.
– Твоих-то чего не видно? – поинтересовался он мимоходом, но за деланным безразличием и небрежным тоном угадывался напряженный интерес. – Неужто не успели?
– Твой десяток тоже не полный вроде… – ушел от ответа Егор.
– Так Емели нет, зятя Савкиного, да племяша его же. Да Дорки сын. – Фома вдруг замолчал на полуслове, уставившись взглядом в пространство, а Егор, будто его и вовсе ничего в Ратном не касалось, напялил на лицо скучное, насколько смог, выражение, и вскочил в седло.
– А племяшей его? – вдруг очнулся Фома. – Не видел?
– Они у тебя в десятке, не у меня, – только пожал плечами Егор и, не оборачиваясь, поехал прочь.
* * *
Тихо… Пока тихо. Почти сразу после ухода трех десятков Устин все-таки передал сигнал к выступлению. Ждать дальше было нельзя, все и так уже расползалось, как гнилая холстина в руках. Многие, на кого заговорщики раньше имели надежду, попятились. Вон кожемяки, сторонкой-сторонкой и вроде как уже и не понимали, о чем разговор, того гляди и те, что еще оставались, разбегутся. Степан, похоже, тоже приготовился назад оглоблями повернуть, да Устина уже не остановить, а воины-то за ним пошли. Устин не чета Пимену, у него тоже душа за сотню рвалась, а не за свое добро, хотел вернуть былое, не допустить, чтобы прахом пошло заведенное отцами и дедами. Потому-то и не развернуть его теперь – он свой выбор сделал и от него не отступится. А тут случай удобный, пока бояре с татями разбираются, и десятки их с ними.
Но с самого начала стало ясно – все пошло наперекосяк.
Егор был доволен: его ратники увели из десятка Фомы пятерых лучших бойцов, еще четверо ушли с родичами выручать мальцов. И что теперь у него осталось? Сыновей двое, племяш, новики, еще пара новиков из других семей.
Да пара ратников, из чужих опять же. Нет, не дурак Фома в драку лезть при таких раскладах. Десяток Устина почти весь на месте, но вот выступят ли остальные, кого раньше сговорили и кто сегодня не ушел?
И все же… У Корнея бойцов было втрое, а то и вчетверо меньше. И пусть у заговорщиков, кроме устиновского десятка, по большей части оставались дурни, вроде Пентюха, но и тот чему-то, да научился, и сам Устин дорогого стоил. Значит, резни не миновать, однако не все Ратное за железо возьмется – уже неплохо. [4]
А пока спокойно. Вон Леонтий как на луну глазел. Она впрямь была хороша – что тебе таз серебряный в небо выкатили. В такую ночь только девкам подолы задирать, а здесь, на вышке, так и вовсе как в мир поднебесный попадаешь. И не будь эта ночь намечена под бунт, не стал бы Егор новику мешать – пусть бы свою зазнобу сюда затащил. Оно, конечно, не положено, и если старики отловят, ума вставят. Только ведь и старики когда-то молодыми были, а потому и ловить особо некому. И заметят что, так только в бороду ухмыльнутся. Молодость быстро проходит, а такую ночку на вышке, вдвоем над всем миром, оба на всю жизнь запомнят.
В общем, оставлять новика одного Егор не собирался. Поначалу думал с Фаддем на пару отдежурить, но тот дома валялся, тяжелораненого изображал. Тоже неплохо, тем более что Настена подтвердила, что не боец Чума, а Леонтий под приглядом своего десятника на луну с облаками любовался да о девках мечтал.
Собаки подняли лай, но быстро затихли. Может, лиса к тыну подобралась, а может, и началось уже. Пока все участники заговора соберутся, пока подойдут к лисовиновской усадьбе.
– Дядька Егор, глянь. Чего это там? – Леонтий вдосталь налюбовался на луну и теперь пытался разглядеть что-то в расстилавшемся под ногами Ратном. – Во-он…
– Где? – Егор попытался рассмотреть хоть что-то на темных улочках села. – Не вижу ничего.
– На крыше…
– Да где?
– На лисовиновской крыше. Пятна вроде. И стукнуло там чего-то.
Егор и сам уже увидел на довольно новой – и месяца не прошло, как свежей дранкой покрыли – крыше какие– то пятна. И много, словно кто огромной кистью наляпал.
– Тень, наверно. Вон от туч и падает. – усомнился он, хотя и сам озадачился: какие тени? Кто такие видел, да еще от луны?
– Непохоже, дядька Егор. От туч тени все двигаются, а эти. Раз только и шевельнулось. Которое с краю. И в прошлую ночь тоже…
– Что – тоже?
– Ну. Тоже пятна были, только наляпаны по-другому.
– А молчал почему?
– А чего? Не пожар же.
– Не пожар, это верно. – чем-то Егору эти пятна не нравились. Он попробовал сосчитать, но толком не получалось. Выходило не то пятнадцать, не то двенадцать.
– Дядька Егор… – снова завел новик.
– Ну?
– Днем я проходил там… Мимо…
– Ну и? – подтолкнул замолчавшего парня десятник.
– Не было там ничего на крыше. Я и назад прошел нарочно, чтоб глянуть. Ничего, дранка только.
– Угу. – новость озадачивала еще больше. – И как же ты крышу рассмотрел? И днем, и прошлой ночью? – не удержался от усмешки Егор. – Или ты за все десятки тут караул несешь?
– Так я, это… – Леонтий словно споткнулся. – Ну… Через тын когда перелазил. А там высоко и крышу лисовиновскую хорошо видно. Точно ничего там не было.
Егор задумался. Новику он доверял, но ведь не привиделось же им обоим. Вот они, пятна, на крыше усадьбы.
– А чего тебя через тын-то понесло?
– Так к Людмиле я… – парень окончательно стушевался. Отвлечь от своих подвигов десятника ему не удалось, но врать он не решился и выложил все, как есть. – Мамка ее говорит, чтобы до осени ни-ни.