Арба Тэмуджина вскоре приотстала от остальных возов айла Таргудая, между ними вклинилось несколько возов каких-то харачу, вспугнутых плетями налетевших сзади нукеров и рванувшихся вперед. Тэмуджин равнодушно смотрел на то, как в темноте отдалялась от него крайняя из нойонских арб, где сидел Сулэ, не пытаясь держаться за ней. Скоро та совсем скрылась в смутных, беспорядочно шевелящихся во тьме очертаниях кочевья.
Оказавшись среди чужих, незнакомых харачу, Тэмуджин вслушивался в их негромкие, настороженные разговоры. Сзади и с обоих боков его, неясно видимые в темноте, переговаривались мужчины.
– На Аге нас ведь тоже никто не ждет, – говорил сиплый старческий голос слева. – И неизвестно как там еще будет…
– Там, должно быть, сейчас и без нас все занято, – утробным, будто из пещеры, голосом вторил ему другой сзади. – Многие рода раньше нас убежали.
– Ну, наш-то, Таргудай, наверно, найдет и для нас место, – лез со стороны в разговор третий, – не оставит же он нас без пастбищ…
– Ты что, слепой или глухой? – рассердился на него мужчина с утробным голосом. – Не видишь, что вокруг делается? Нашего Таргудая другие нойоны теперь и за собаку не считают: довел племя до гибели. Как бы на нас теперь свои не напали…
– Ты потише говори! – испуганно просипел первый. – Нукеры услышат!
– Пусть слышат! – вдруг распалился тот. – Что мне они, за правду язык отрежут?
– Если язык отрежут, то это еще ничего, а то отведут в темноте в сторонку и останешься там лежать… мало людей пропадало так?.. Молчи лучше.
Голоса примолкли. Тэмуджину было слышно, как харачу тяжело вздыхали про себя – вздохи их во тьме сливались со вздохами запыхавшихся быков, тащивших тяжелые арбы. Было безветренно и в ночном воздухе слышно было далеко вокруг. Топот сотен бычьих копыт глухо отдавался от просохшей земли и перемежался со скрипом деревянных колес. Где-то далеко к югу от арб время от времени на рысях проносились какие-то всадники. Тэмуджин подтянул к себе из-под хозяйского скарба кучу мягких одеял и, прислонившись к ним спиной, положив край тяжелой канги на стенку арбы, задремал.
Проснулся он вскоре от начавшегося дождя – мелкие теплые капли накрапывали на щеки и руки. От прогретой за день земли шел сыроватый пресный запах.
Харачу возобновили свои разговоры.
– На Аге при людях, смотрите, в гусей не стреляйте, – говорил все тот же старик с сиплым голосом.
– Почему это? – удивлялся другой.
– Хонгираты могут увидеть, а гуси их предки.
– Хонгираты и в мирное время если увидят, что кто-то на гусей охотится, то без разговоров за оружие хватаются, – сзади послышался незнакомый трескучий голос. – А теперь-то все так озлоблены, что не хуже бешеных собак будут, и без того друг на друга бросаться начнут…
– Надо молодых предупредить об этом, а то ведь не знают и из-за этого еще между своими война начнется…
Утром в предрассветных сумерках подошли к Онону. Небо было заполнено низкими серыми тучами, капал все тот же мелкий дождь. От реки несло холодом.
По броду с низкими песчаными берегами с шумом переходил на ту сторону скот. Когда Тэмуджин с вершины увала увидел переправу, то конские табуны, первыми перейдя реку, уже уходили по высокому дальнему берегу на восток. Переходили реку коровы с телками, за ними вплавь пошли бараны и овцы.
Ниже по течению на высоких арбах перевозили ягнят. Тэмуджин увидел, как на середине реки из арбы выпрыгнул черноголовый полугодовалый ягненок и поплыл назад. С этого берега с руганью двинулись к нему навстречу двое подростков на конях, разматывая плети над головой. Ягненок испуганно повернул обратно, озираясь по сторонам – как гусь, приподнятый на воде густой пеной отросшей шерсти. Его сильно относило течением, но он греб, как собака, вытягивая шею и достиг, наконец, того берега – намного ниже брода, у высокого темного обрыва. С трудом выйдя из реки, он встряхнулся, сбрасывая приставшую воду, и с тонким блеянием, спотыкаясь на нетвердых ногах, побежал к овечьему стаду, сгрудившемуся, оглядываясь на новом месте, под склоном холма.
Вслед за скотом густой толпой стали переходить реку конные тайчиуты. Медленно бродя сквозь сильное течение, они высматривали самое мелкое место, чтобы провести арбы с домашним скарбом. Выбрали полосу наискосок под русло. Пустили первые две арбы – вода оказалась вровень с осями колес…
– Ну, заходите! Быстро! – подъехав к броду, закричал старший над нукерами Унэгэн, указывая плетью на крайние из скопившихся возов. – По трое пускайте, чего уставились друг на друга, как бараны!..
Быки нехотя потянули арбы к воде – один за другим. Тэмуджин сзади смотрел, как возы, войдя в воду, медленно удалялись от берега. Быки скрывались за высоко наваленным и увязанным скарбом, и сзади возы стали похожи на какие-то несуразные утлые лодки, сами плывущие поперек течения и удивительным казалось то, как они держались на воде, не уносились течением и не переворачивались от тяжести.
Тэмуджин, проводив взглядом первые возы, осмотрел огромное скопление их на этом берегу и увидел арбы Таргудая, скучившиеся впереди. Тронув свою арбу, он с трудом пробился к ним, протискиваясь между чужими телегами. Харачу, узнавая арбу нойона, давали ему дорогу, теснясь, отводили свои возы в сторону.
Жена Таргудая, ехавшая верхом на саврасой кобыле, со стороны заметила его отставшую арбу и зло покосилась на него.
«Будь на моем месте Сулэ, досталось бы от нее побоев, – усмехнулся про себя Тэмуджин и двинул свою арбу вслед за другими в воду. – Тут же при людях с плетью набросилась бы…»
Переправившись, арбы без остановки пошли вслед за овечьими стадами на восток. Кони и коровы ушли далеко вперед. Возы катились плотной порывистой гурьбой, то и дело обгоняя друг друга на ровной зелени. Полусотня суровых нукеров не отставала от них, кнутами подгоняла возчиков – рабов и харачу. В страхе рвались от них и быки и люди. Тут и там раздавались хлесткие удары витых ремней, не смолкали злые окрики и ругань. Тяжелый торопливый топот с глухим деревянным скрипом и треском разносились по округе и наводили на людей страх и тоску.
К полудню людям, наконец, стало понятно, почему вдруг так заторопились нойоны. Идя по высокому северному берегу и затем поднявшись на склон вставшей на их пути продолговатой сопки, тайчиуты далеко на южной стороне увидели какое-то небольшое кочевье, спешно продвигавшееся между холмами к Онону. По всем приметам было видно: род этот не просто укочевывал, а бежал от настигающего врага.
Рысью гоня перед собой скот, всадники там изо всех сил спешили к виднеющемуся ниже по течению другому броду, чтобы перейти на этот берег. Около сотни бычьих возов беспорядочной кучей шло в отдалении, а за ними, отстав всего на два перестрела, шло небольшое войско – меньше полутысячи всадников. Войско было разделено на сотни, они шли друг за другом растянувшись вширь, прикрывая кочевье от невидимого отсюда противника, который скоро должен был наступить им на хвост.